Геометрия побега. Стихотворения

Входи в мой дом – пока ещё ты контур —
как сад посмертный, не обретший плотность,
как ртуть с ладони, склеванной вороной,
переметнувшейся снежком в иную плоскость.

Входи в мой дом нелепою наградой,

скрипи в калитке, как дрова в сарае,
чтоб контур становился этот ближе,
чтоб знали мы, что плоть [и так] сгорает.

Мой бедный родственник,

двойник воды бинарной,
свою ладонь в сад погрузи, как лики
раздвинь воды колодезные створки,
за мытые твои/мои ошибки.

Входи в мой дом, с вещами разминувшись —

за сквозняком следы не прибирая —
пока ты контур для смертельной жизни
и выглядишь как я [совсем банально] —

Греми, как Данте в зимней погремушке,

чтоб контур твёрже стал и нас однажды
оставил так, как оставляют сад свой —
уткнувшись шкурой в шкуру,
краем к раю

воды, где [приближаясь к отраженьям]

два контура свою же смерть теряют.

-3-

Мы потеряли смерть свою,
которую – то я пою,
то бабочка в ладонях
у сада – что потонет.

За садом тень его стоит,

как дерево и запах лип
[нелепое созданье,
которое с названьем

своим приобретает смерть].

пока что мы учились петь
почти что соловьями
[и думали, что сами]

в ранете жили муравьи,

и, расширяясь изнутри
в пупе земном,
как норы —

они мастрячили нам дом,

вокзал и сладкий тлиный ком
совали в подъязычье
[как будто дело в личном].

И тень – нас потерявщи здесь —

водила свет сквозь тёмный лес,
как бабочка, что тонет,
сверкая сквозь ладони.

«Алексею Сомову…»

                       Алексею Сомову

Что птица волочёт в своё гнездо,
растягивая А почти до О?
Что бывший адрес твой, что этот новый —
недостижим, и прячется лицо
среди других, в даггеротип словлённых,
где голос стал уже твоим вдовцом.

Он в комнату проходит, натыкаясь

на форточки – кто палочкой стучит [?]
с той стороны, на всех нас – разрываясь
пока пиздато эта смерть торчит,

пока, как запах хлора и мочи —

летает с этим, перьями зажатым
(читаем «Смена-8М») – все три ночи
(совсем не ночи – синий под халатом,
снимая с нас, как с вешалки бельё,
гнилые голоса чужой фонемы,

и дождь с землёю под язык кладёт,

и хлеб размокший на язык кладёт
земля парит (а смыслы также темны,
но не темны) – засвечены тела.
Теперь, как бы Аид, стоит Сарапул
и поедает [как бумагу] всё,
переиначив, забираясь на кол.

Но вот, что очевидно – понедельник

шагает в ряд с тобой всегда налево,
не с той ноги и стороны ты встанешь
нащупывая рядом своё тело —
и вылетает смерть, как будто птичка,
и диафрагма в ней как бы табличка:
закрыт даггеротип – портвейн
ушол на фронт.

II Тыдым

«Где деревянно кровь до октября…»