Геометрия скорби. Размышления о математике, об утрате близких и о жизни

В этот печальный период жизнь подкинула мне несколько ироничных сюрпризов. Я упомяну лишь о двух, так как не стоит слишком утомлять вас рассказами о моих болячках. В 2014 году меня пригласили прочесть в рамках «Сектора нестандартного мышления» лекцию о фрактальной геометрии и сложном устройстве живых организмов на аспирантском симпозиуме в Венском биоцентре. Несколькими годами ранее, когда я еще был уверен, что смогу достойно выступить, я был бы счастлив поехать туда. Я никогда не посещал Вену, да и вообще Европу. Для меня это была бы отличная возможность. Но к 2014 году мой разум уже начал исчезать. С превеликой грустью я отказался и рекомендовал другого лектора, работавшего в тех же областях науки.

И, наконец, главная ирония судьбы: вернувшись домой после того, как я прочел последнюю в моей преподавательской карьере лекцию, я нашел в ящике своей электронной почты письмо от Математической ассоциации Америки с просьбой выступить в качестве приглашенного докладчика на «МатФест-2017» в Чикаго. Я обдумывал это всю ночь. Нам с Джин нравился Чикаго, и я довольно хорошо знал этот город, хотя к тому времени мы уже несколько лет там не бывали. Но в мае 2016 года я уже не мог быть уверен в том, что через год буду на что-то годен, поэтому опять с превеликой грустью отклонил предложение.

Скорблю ли я об утрате навыков, которые оттачивал десятилетиями? О том, что мне пришлось отказаться от приглашений, которые могли бы дать мне потрясающую возможность поделиться тем, чему я научился, работая с Бенуа Мандельбротом? Да и еще раз да.

В своем романе «Какой бы странной ни была эта погода» Энн Панкейк дает захватывающее описание скорби об утрате той жизни, которая могла сложиться иначе:

Я поняла, что значит оплакивать свою жизнь, которая еще не закончилась, и я поняла, что на свете мало бывает потерь горше этой. Эта скорбь абсолютно выходила за пределы моего воображения. Я до сих пор иногда ощущаю ее сухую шершавую вмятину. Хлесткий удар – и жгучая физическая боль[129].

Самоподобие моего жизненного выбора – в малых, средних и больших вопросах я всегда выбирал безопасные, удобные для себя решения – породило самоподобие скорби: я сожалею о своем выборе в вопросах малого, среднего и большого масштабов. Пример малой скорби: зачем я выбрал второй цикл лекций по астрономии, а не пошел на генетику? Тут уже можно разглядеть зачатки скорби большего масштаба: ведь тогда я мог бы разрабатывать лекарства от болезней или лечить пациентов. Вместо этого я разрисовывал меловые доски диаграммами и уравнениями, пытаясь по кусочкам объяснить, как природа раскрывается в геометрии. Но тогда я даже не видел – и тем более не осознавал, – какие последствия будет иметь такое масштабирование.

Притупилась ли моя боль благодаря тому, что я сделал шаг назад и посмотрел на себя скорбящего со стороны? Да, немного. Такой взгляд, в общем, несколько облегчил мои страдания по поводу невыбранных дорог. Что бы я ни делал, моя карьера все равно рано или поздно завершилась бы, к тому же есть профессии, расставание с которыми приносит гораздо больше сожаления, нежели расставание с сорокалетней карьерой преподавателя.

Сделаете ли вы в своей жизни лучший выбор, чем я? Я этого не узнаю, но вы – непременно.

6. По ту сторону

Сияющая смелость доброты.

Джуда Перл

Как мы уже видели, понимание геометрии может помочь перенаправить наше восприятие, чтобы притупить невыносимую остроту скорби. Но закончим мы движением в ином направлении. Вместо того чтобы создавать проекции в различные подпространства наших ощущений, мы создадим проекцию в пространстве наших поступков. И также применим к ней масштабирование.

Прежде всего необходимо обратить внимание на индивидуальные различия. Когда мои родители умерли, сперва меня парализовала боль. Едва боль немного утихла, я стал то и дело получать удары наотмашь: когда, увидев что-то, что могло заинтересовать маму или папу, я уже начинал думать, как расскажу им об этом, и вдруг понимал: «Погоди, они же мертвы». Когда такие мысли перестали приходить ко мне на каждом шагу, я принялся заполнять огромные лакуны, оставшиеся в моем мире после ухода родителей. Но тут мама с папой стали являться ко мне во сне. Даже теперь они мне иногда снятся, обычно в каких-то обыденных ситуациях: то мы совершаем короткую поездку куда-нибудь, то я помогаю маме на кухне, то работаю с папой в мастерской. Просыпаясь, я заново осознаю, что их больше нет, и меня захлестывает краткая, но жгучая волна скорби, обычно сопровождаемая серией досадных ругательств.