Геополитический романс (сборник)

К прочим насекомым добавились мельчайшие ползучие мошки. Пока они деловито сновали по рукам, не кусали, но Леон не верил в их мнимую безобидность.

Наверное, час минул, а мешок заполнился от силы на треть.

Почему-то Леон думал об отце, с ветерком летящем по шоссе. Должно быть, он подъезжал к Нелидову.

Тут кто-то с такой яростью ужалил в спину, что он чуть не порвал ногтями рубашку. Как будто огненная пуля засела между лопаток.

Леон упал лицом вниз на вонючий (даже запах земли не мог победить эту вонь) мешок, завыл, как тряпичная бабушка: у-у-у-ять-ять-ять!

Сельский труд был тягостен. Недельный дяди Петин запой уже не казался Леону преступлением.

Неизвестно, сколько бы лежал Леон лицом вниз, вдыхая вонь мешка, если бы не услышал легкие шаги по траве.

Он в ужасе вскочил, но вместо ожидаемого палача в подтяжках обнаружил девчонку в шортах и в голубой рубашке с карманчиками. Волосы у девчонки были стянуты на затылке в пучок. Она была худенькая, подвижная, как пружинка. И конечно же, не здешняя. Леон сразу определил. Видимо, тоже приехала в Зайцы на каникулы.

— Ты что здесь делаешь? — задала девчонка самый глупый из всех возможных вопросов.

— Сплю, — усмехнулся Леон. — Что можно делать в полдень на лугу с мешком?

— Кое-что, — внимательно посмотрела на него девчонка, и Леон подумал, что не так-то она проста. Или наоборот: чрезвычайно проста. — И что тебе снилось? — задала девчонка вопрос если и не умнее, то остроумнее.

— Люди, которые рассказывают, что им снится, по-моему, безнадежны, — ответил Леон.

— Вот как? — с любопытством посмотрела на него девчонка. — А как быть с психоанализом? Западная цивилизация стоит на психоанализе.

Дурацкий разговорчик затеяла она посреди луга.

— Наша цивилизация на психоанализе не стоит, — твердо возразил Леон.

— На чем стоит наша цивилизация? — широко распахнула глаза девчонка. Леон увидел, что они у нее почти прозрачные, а на загорелом лице вокруг губ как будто процарапаны иголкой белые морщинки.

— Я должен ответить прямо сейчас?

Девчонка кивнула.

— Наша цивилизация стоит на! — сказал Леон.

— На?

— На!

— На клее «Момент»?

Леон подумал, что у него начались слуховые галлюцинации. Нет на лугу никакой девчонки, а вот трава действительно приклеена к земле клеем «Момент». Не оторвать.

— Наденешь на голову полиэтиленовый пакет, — скверненько хихикнула девчонка, — подышишь и сразу понимаешь, на чем стоит наша цивилизация. Вчера твой дядя, как наша цивилизация, полдня стоял у калитки.

— Дядя предпочитает иные способы познания, — ответил Леон.

— Самогончик? — осведомилась девчонка.

— Бери выше, — усмехнулся Леон. — Одеколон «Леопард», пятнадцать рублей за флакон.

— У него мания величия, — заметила девчонка.

Леон вспомнил слова дяди Пети про «трех», подумал, что, пожалуй, девчонка права.

Ему вдруг стало хорошо, свободно с этой девчонкой. Они как будто были из одного теста. Только в тесто Леона пока не был подмешан клей «Момент».

Леон слышал про «Момент», но сам покуда брезговал. Было что-то оскорбляющее достоинство в том, чтобы сидеть с полиэтиленовым мешком на голове, вдыхать химическую мерзость, пусть даже это, как утверждали пользователи, врата в рай. Леон не верил в рай, в который протискиваются сквозь полиэтиленовые, перепачканные в клее, врата. Любителей «Момента» называли «космонавтами». Леон презирал «космонавтов». Хотя понимал, что его презрение идет от снобизма, а не от уверенности в собственном превосходстве. Все стремятся в рай. Есть ли принципиальная разница между вратами водочными, одеколонными и полиэтиленовыми? За исключением того, что водочные освящены многовековой традицией, одеколонные практически не освящены традицией, полиэтиленовые совершенно не освящены традицией? Похоже, тут всего лишь имел место вечный конфликт между старым, новым и новейшим, в котором на стороне новейшего — «Момента» и его заменителей — в силу необъяснимого исчезновения старого и нового были все преимущества.

Леон с грустью подумал, что в неполные свои пятнадцать он уже законченный консерватор.

Неужели интересующаяся психоанализом девчонка — «космонавтка»? Леон отказывался верить.

— Я пошутила насчет «Момента», — сняла она камень с его души: — Надо было как-то начать разговор.

Леон отметил про себя, что как-то странно она его начала. Но ведь и нет в мире более странных существ, нежели девчонки.

— Я тоже никому никогда не рассказываю про свои сны, — добавила она.

Они сближались стремительно и неудержимо. Леон знал за девчонками эту забавную особенность: вдруг говорить, поступать, как будто это ты. То был верный знак, что девчонка к тебе неравнодушна. Леон подумал, что не успел сделать решительно ничего, чтобы понравиться девчонке в шортах и в голубой рубашке. Стало быть, он просто заполняет пустоту, вакуум. Это огорчало. Но и значительно все упрощало.

— И последнее о снах, — сказала девчонка. — Чтобы закрыть тему.

Со снами получился перебор. Глупо было говорить о снах посреди залитого солнцем луга при пустом вонючем мешке, который надлежало набить травой. Какие сны? При чем тут сны? Неужели девчонка этого не понимала?