В небе возник полумесяц, похожий на качающееся белое перышко. Потом послышалось характерное мелодичное позванивание. Такое позванивание частенько раздавалось из компьютера, когда Леон играл в какую-нибудь игру и набирал очки. В Зайцах не было компьютеров. Следовательно, неоткуда было слышаться мелодичному электронному позваниванию. Леон понял, что спит, но тут же понял, что уже проснулся. Ему сделался ясен источник звука. Кто-то бросал в окно мелкие камешки, и они звенели о стекло, подобно кусочкам серебра, золота или редкого металла платины.
Внизу рядом с черными пересеянными грядками стояла Платина с большим махровым полотенцем через плечо. Ее обращенное вверх лицо было бледным, как все в ночном (или уже в утреннем?) свете. Только губы были черны, как у вампира. Леон догадался, что она накрасила губы в его честь. Если только крашение губ не входило в ритуал ночного купания.
— Спишь?
Леон отметил, что у Платины прямо-таки какая-то страсть начинать разговоры с дурацких вопросов.
— Уже нет.
— Я тоже не сплю, — поделилась Платина. — Пойдешь со мной купаться?
— Нет. — Леон угрелся в кровати. Купаться в данный момент представлялось ему противоестественным.
— Почему? — В голосе Платины не было ни удивления, ни огорчения. Бессонная тоска стояла в ее голосе, как вода в дяди Петином погребе. Слова равнодушно шлепались, как лягушки.
— Потому что не хочу, — Леон подумал, что граница между сном и действительностью для нее сейчас условна. Ей снится ночной поход на озеро. Леон не может отвечать за свое поведение в чужом сне. Пусть Платина считает, что ей приснился хам.
— Не хочешь купаться со мной?
— Слушай, — тягучий сонный разговор стал надоедать Леону. Как будто к Гамлету пришла Офелия, сошедшая ума не из-за любви к нему, а по другой причине и еще в знакомства с ним. — Можем сделать проще. Поднимайся в мне. Искупаемся здесь. А потом пойдешь на озеро.
— То, что ты предлагаешь, — Платина долго выбирала слово, — неинтеллигентно.
— В холодной воде интеллигентней? — искренне удивился Леон.
— Нельзя все воспринимать приземленно и грубо, — голос Платины постепенно оживал. — Ты не романтик, между тем девушки древних народов моря…
— В три часа ночи, — перебил ее Леон, — я не романтик и мне плевать на девушек народов моря. Раз уж разбудила. Поднимайся, раз-два и…
— Обсуждение неприличных предложений не входит в мои намерения. Не смею вас больше задерживать, — церемонно опустившись в реверансе, Платина развернулась, пошла вдоль кроличьих клеток к озеру.
Клетки ходили ходуном. То там, то здесь притискивались к сеткам оживленно-блудливые кроличьи морды. Леон припомнил, что кролики, как и зайцы, ночные животные. Ему уже не хотелось спать. Но и купаться еще не хотелось.
— Ладно, — вдруг остановилась у последней клетки Платина. — Не хочешь купаться, спускайся, хоть кроликов помучаем!
— Чего? — изумился Леон.
— Пока твой дядя пил, я им два раза рвала травку, — сказала Платина, — а теперь, значит, и немножко помучит нельзя?
— Да ты садистка, — сказал Леон.
— Я пошутила, мучить животных грех, — вздохнула Платина. — Я купаюсь возле большого камня, — махнула рукой в сторону озера. — Если передумаешь, приходи! — пролезла под жердиной, пошла по синему в белых пятнах ромашек ночному полю.
Некоторое время Леон лежал, тупо глядя в светлеюще деревянный потолок. Потом извлек из сумки танковый прицел, приблизился к окну, навел на предполагаемый камень, возле которого купалась Платина.
И тут же словно врубился в него лицом.
Синий ночной воздух был в прицеле светло-зелен, как морская волна. Озерная же волна, напротив, прозрачно-голуба, какой она не являлась в действительности. А небо, в особенности в той его части, где должно было появиться солнце, предстало ярко-оранжевым. Настоящими импрессионистами оказались нелидовские создатели танковых инфракрасных прицелов ночного видения.
Камень был велик, как утес, мышино-сер в серебряных пятнах мха. Леон нечаянно словил в прицел точечно-фосфоресцирующего с радужным, как трубка кинескопа, волнистым гребнем угря, извилисто отвалившего от камня.
Затем Леон начал медленно, зачем-то считая серебряные пятна мха, поднимать прицел вверх. Увидел стоящую на камне в позе Терпсихоры или девушки древних народов моря обнаженную Платину. В прицеле она казалась цвета опавшего листа, светящаяся изнутри, словно и впрямь была из драгоценного металла платины, который дороже серебра и золота, но до того редок, что Леон ни разу в жизни не видел ни единого из него изделия. Поэтому ему только оставалось гадать, какая она, эта платина?
Леон придержал прицел на лице Платины, на ее накрашенных вампирских губах, темных кругах под глазами. Платина вдруг улыбнулась прямо в прицел. Леон испуганно спустил черную рогатую трубу на серебряные пятна мха, попираемые платиновыми ногами Платины. А потом увидел в прицеле платиновую руку Платины, которая пригласила его глаза следовать за собой, и Леон покорно проследовал по пружинно-гладкому платиновому телу, не умещающемуся в прошлогодний купальник.