Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство»

«Несмотря на обилие знакомых, он, в принципе, был довольно одинок. Особенно в последние годы. Хотя в этот период мы уже меньше общались, так, в общем, созванивались иногда, меньше, чем нужно было, теперь это понятно, но его уже не вернешь, увы…»

Марина Алби:

«У него все было рассчитано. Я знаю это чувство, у меня тоже так часто бывает, интуитивно я понимаю, что надо делать по финансам, а что не надо. И он все правильно рассчитал и посчитал. Оставил все наследство своим сестрам. И когда он умер, очень много людей положили глаз на все его принадлежности. Но он говорил твердо, что все идет сестрам, и они сами смогут решить, что они хотят с этим делать.

Он чувствовал себя виноватым… Во-первых, из-за фонда, который открыли, чтобы собрать деньги для него. Он очень обиделся этому, он говорил: «Я сам могу!» Я отвечала: «Ну, Георгий, если это какие-то мальчики в Сибири дают по 100 рублей, для них это большой поступок. Может быть, это для них впервые в жизни. И ты для них как символ, дай им шанс почувствовать, что они могут помочь тебе. Даже если тебе этого не надо – им это надо». И он сказал: «Ну, да. Наверное, ты права. Действительно, я так не думал». А во-вторых, он говорил: «Наверное, много людей на меня обижаются, что я такой строгий, что я такой злой…» А я ему: «Георгий, все знают, что у тебя просто такой имидж, что ты просто такой категоричный. Но все тебя из-за этого и любят…» Он просто хотел попросить прощения, если кого-то обидел… Он ведь, в принципе, очень хороший, добрый человек. Это была как большая часть его стиля, и в конце он немножко переживал, чтобы люди правильно его поняли.

В день, когда Георгий умер, приехал человек из Москвы с 40 000 долларов на руках и купил две картины Котельникова, которые у Георгия были в коллекции. И вот эти деньги покрыли все расходы, которые остались – врач, медсестра и похороны. И Георгий очень красиво ушел – сам заплатил за все. Он ведь сам зарабатывал свои деньги, и последние две картины сам продал из своей личной коллекции. Он был сознателен, понимал, что нужны деньги на врача, на медсестру, но он не думал о похоронах. Думал, что будет еще жить. Но, как только он умер, словно по волшебству, принесли деньги, которые были нужны. В этот же день.

Хочу сказать, что Георгий был уникальным человеком. У него был хороший вкус. Он был арбитром вкуса, стиля, культуры. С ним всегда было интересно. Мы родились в один год, и я всегда чувствовала родство душ. Я была очень рада, что он звонил в конце, потому что мы много лет не общались, скучали друг по другу. И в конце он меня позвал, и я провела с ним много времени. Я чувствую, что это была такая привилегия для меня, такая честь, что он хотел со мной провести свои последние дни.

А когда он умер, я пришла домой и рассказала дочке про песню, которую мы вместе с Георгием слушали, а потом включила радио, а там как раз играла эта песня. Я почувствовала, что Георгий просто дает мне знать, что с ним все в порядке. Когда он умер, я была рада, что он уже не страдает – он очень много страдал в конце, – и что он, наверное, уже сидит с Владиком Монро, с Тимуром, с Курехиным где-то на небесах и слушает музыку, глядя на нас».

Джоанна Стингрей:

«Он был сложный человек, но с ним было очень интересно. Я думаю, что он был великий барабанщик. И он, конечно, был очень властным, и всегда потрясающе выглядел. Все музыканты «Кино», и он тоже, имели свой собственный естественный стиль одежды, и то, как он выглядел и представлялся, полностью его заслуга, его вкус. И если Марианна иногда помогала Юрию и Виктору с одеждой и модными идеями, то у Георгия были очень четкие видения своего вида, он был очень модным. Он действительно был важной частью «Кино».

Александр Сенин:

«В последний раз с Георгием мы виделись на его отпевании в Никольском морском соборе. До этого грустного момента мы порой встречались-раскланивались на Невском проспекте в районе бывшего «Сайгона» (в это трудно поверить, знаю, но таких встреч было как минимум две). В последний раз сидели-болтали за общим столом во Дворце спорта «Юбилейный» на концерте группы Kraftwerk в июне 2004-го. Символично, правда? И уж не знаю, как, но так получается, что всякий раз, услышав песню про парня, идущего по улице в зеленом пиджаке, Юру-Георгия Гурьянова я непременно вспоминаю. Хоть и не было у него на моей памяти зеленых пиджаков».

Дженни Яснец:

«Георгий – талантливый, прекрасный художник, и это счастье, что я знала его и общалась с ним».

Федор Лавров: