Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство»

«В последний раз мы виделись с Георгием весной 1985-го, на мосту через канал Глинки, около Мариинского (тогда Кировского) театра, где я работал. Я предложил ему создать новый проект, мне очень нравилось с ним работать. Он был во всех отношениях приятным человеком в группе. А барабанщики в то время были большим дефицитом. Вот тогда он и сообщил мне, что ему сделали более интересное предложение. И даже от стороннего сотрудничества он очень вежливо отказался. И чтобы вы поняли мои переживания тогда: я нашел барабанщика, с которым мог достойно выступать, только в 1993-м! Это был Юра Сонин, который сейчас играет с Максом Леонидовым.

У меня не было никаких мыслей, когда я узнал о смерти Гурьянова. Я больше переживал из-за того, что ушли все мои ровесники, которые играли панк в самом начале. Густав был странный. Он был как бы «не наш». Хотя он был стильный, и я хотел, чтобы он со мной играл и дальше. Мы точно делали бы музыку интереснее, чем «Кино». Он тяготел к industrial и был готов к экспериментам. Барабанщики в то время были огромным дефицитом. И его отказ надолго отодвинул мой прогресс. Но я на него, естественно, не в обиде. Его мотивация была абсолютно правильной».

Венла Стодольски:

Я узнала о смерти Георгия от Кати Галицыной. Это была грустная весть… Тем не менее он себя плохо чувствовал в последнее время.

Дмитрий Мишенин:

«Георгий обожал фразу Славы Цукермана из одного моего интервью, и мы часто ее повторяли на свой лад, к месту и не к месту: «Если хотите снять культовый фильм, то помните, чтобы в нем были секс, наркотики и инопланетяне!» Когда я вспоминаю о Георгии и его окружении – получается 100 % культовый фильм по рецепту Славы Цукермана.

В Георгии меня раздражало только одно – его многочисленное окружение. Меня раздражали всегда неприятного вида люди, которые в течение десяти лет, пока мы дружили с ним, появлялись в моем поле зрения и вдруг рассказывали мне о болезнях Георгия, о том, кто его спонсоры на лечение и прочие неприятные любому нормальному человеку слухи. Я считаю, что тема болезней – это интимная сфера, о которой говорить бестактно. Также меня шокировали так называемые друзья Тимура Новикова, вслух обсуждающие его недуги среди малознакомых людей. Для меня подобные вещи выглядят отвратительно. Я могу перечислить поименно этих сплетников, но не вижу в этом смысла. В самом же Георгии меня больше всего утомляла его зависимость от разной гадости. Напрягали его увлечения кокаином и гашишем. Сначала меня это смешило, когда я и сам еще изредка их употреблял. Разве не смешная сценка, когда он отправлялся, к примеру, искать мне пластинку или картинку в другую комнату и… забывал, что у него гости, потом извинялся, что отвлекся, и начинал искать другую пластинку, но уже не для тебя, а для себя, долго не мог ее найти, забывался там, а потом выходил и удивлялся, что ты вообще у него в гостях сидишь.

Когда я бросил наркотики и для меня стало стрессом любое их употребление рядом, наши встречи стали еще более редкими. Правда, он всегда очень внимательно относился к моим просьбам в этой области и пытался прибраться на своем мраморном столике с зеркалом и проветрить комнаты перед моим приходом, чтобы не было нигде порошков и запаха травы. Всегда извинялся за свои привычки и чувствовал себя даже немного виноватым. Я в ответ извинялся, что нарушаю его привычный быт; в общем, мы друг перед другом извинялись, но во время нашего общения никаких наркотиков никогда не было рядом. При всем этом наркотики были важной частью его жизни, и поэтому мы в принципе не могли стать близкими друзьями. Он и я, мы оба, понимали, что между нами есть серьезная дистанция, которую не преодолеть».

Игорь Борисов:

«В последние годы мы виделись довольно часто. Кто же знал, что эти годы – последние… Встречались очень часто и прекрасно проводили время».

Жоэль Бастенер:

«Друзья Георгия Гурьянова попросили меня принять участие в подготовке материала о нем. Написать что-нибудь типа «на смерть…», как это делалось в старые времена. Я согласился, поскольку это большая честь – говорить о нем. Но что сказать, что не прозвучало бы, по моим собственным представлениям, простым восхвалением? Трудная задача, потому что Георгий был выдающимся художником и незаурядным человеком. И я не буду упоминать о творчестве, великолепие которого говорит само за себя.

Можно, конечно, сконцентрироваться на недостатках. Но как? Никаких размолвок у нас не было. Он проявлял порой дурной характер, но я не считаю это недостатком, ибо тяжелый нрав – особенность многих великих людей. А упрямое молчание и невероятная холодность, которой он обдавал докучливых людей, были лишь проявлением его исключительной проницательности.