Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство»

Вообще, мы оба шопоголики и поэтому легко понимали друг друга. Любимые магазины: Colette в Париже и Dover Street Market в Лондоне. Мне абсолютно понятно было его желание скупить все. И не выбирать между высокой и низкой формой понравившихся ботинок, а брать сразу обе модели. И если понравились очки – не мучиться и взять всю коллекцию, чтобы не прогадать. В этом плане я нашел собрата по шопомании и с наслаждением наблюдал, как и у себя дома, залежи только раз использованных или вовсе не распакованных покупок. По этому поводу Георгий говорил, со смехом пародируя «новых русских»: «Эта вещь достаточно дорогая, чтобы я ее купил? Учтите, я покупаю только то, что очень дорого!» Благодаря своему успеху и вкусу он мог себе позволить на порядок больше, чем многие его коллеги, и вовсю пользовался этим. Помню, однажды я не оценил его приобретение в виде каких-то огромных старинных зеркал, а он заявил, что каждое из них равноценно его огромной квартире на Литейном. Увидев, что я все равно равнодушен к истинной стоимости зеркал, он огорчился и на миг даже потерял веру в человечество. Я заметил между делом, что просто меня не интересует антиквариат, но когда-нибудь я дорасту и оценю его зеркала. Он еще потом какое-то время подозрительно глядел на меня и не понимал, прикалываюсь я или говорю искренне. Для него такие вещи, как мраморный столик для кокаина или бархатный диван с золотом, были важными атрибутами его среды обитания. В этом он был настоящий денди, а не изображал из себя кого-то. Он действительно наполнял реальность собой и любимыми его сердцу предметами, делая из быта искусство. Везде, где он жил, сразу было ясно: тут обитает Георгий, и никто другой. Его квартира на Литейном находилась, как и все его предыдущие жилища, в столь любимой мною стадии вечного ремонта. Он ругался со строителями, жаловался на них, искал новых, восстанавливал лепнину на потолке, повесил удивительную люстру в гостиной, но по-прежнему в туалете не было дверей, и даже половина пространства не была освоена и приспособлена для жизни. Потому что он был перфекционистом и пытался делать для себя на века. Это как с картинами, которые он на заказ рисовал по три года. Думаю, ему настолько было комфортно в процессе творения чего-либо, что финал он всегда отодвигал, как только мог. Была бы его воля, думаю, он бы вообще ничего и никогда не заканчивал. Ни играть в группе «Кино», ни рисовать свои полотна, ни ремонтировать свою квартиру – ничего. Так бы и жил вечно и вечно делал бы все, что делал, потому что ему реально все это было в кайф».

Игорь Борисов:

«Георгий с годами не изменился. Абсолютно! Может быть, стал чуть помягче с возрастом. Хотя нет, вряд ли, вряд ли… Всегда был категоричен, как в суждениях, так и в поступках, и очень принципиален во многих, даже мельчайших, деталях. Все должно было происходить, как он считал нужным, и так должно было быть во всем: в одежде, в прическе, в этикете, в манере наливать и чокаться, манере выражаться – в общем, во всем присутствовал перфекционизм и, как ни странно, некоторое пренебрежение к деталям быта. Георгий всегда жил в каком-то определенном творческом хаосе. Где бы он ни оказывался, сразу становилось понятно: здесь живет Георгий Гурьянов.

Разумеется, у нас с Георгием совпадали музыкальные вкусы. Мы слушали похожую музыку. Вообще вся наша компания слушала традиционный набор. Во-первых, в музыке не было такого перепроизводства, как сейчас, когда доступность технических средств позволяет производить просто неимоверное количество музыки. А во-вторых, нас интересовало в первую очередь модное, современное, новое звучание. Также всяческие молодежные течения, «новая волна», «Баухаус»… Да, разумеется, у нас были общие музыкальные пристрастия, и хаус-музыка появилась именно тогда, когда должна была появиться. Она стала закономерным продолжением всего предыдущего музыкального потока.

У Георгия была дома огромная коллекция музыки. Соответственно, когда мы собирались у него, мы слушали одно, потом другое – Георгий метался между пластинками. Поскольку аудитория – это узкий круг, мы так и остались любителями всякой интересной и симпатичной музыки, и, конечно, в компании приятно прослушивать то, что радует пришедших к тебе гостей. Тем более когда ты знаешь, что они действительно понимают и разделяют твою привязанность. Поэтому наши ночные сессии всегда происходили с прослушиванием музыки до 5 утра и с визитом соседа снизу. Сосед был, кстати, не злой, и я прекрасно его понимаю. При мне пару раз звонил в дверь, когда уже отчаивался, а так он по телефону звонил, просил, мол, да ладно уж, пожалуйста, потише. Может, если бы это происходило в какие-нибудь выходные, он бы еще понимал, но график-то у Георгия Константиновича был свободный, так же как и суточный распорядок дня…»

Роберт Сюндюков: