Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство»

А вообще, сумбурный у меня получается рассказ, потому что с Георгием связаны разные годы, разные впечатления, разные движения, разная мода, разные события, настроения. Понятно, что тут еще до- и постперестроечная судьба поколения, когда вроде бы не успели поднять железный занавес, но уже начались зарубежные выставки, а к внутренней свободе приложилась и внешняя свобода. Георгий, конечно, сразу попал на Запад и очень гордился тем, что одним из первых пробил «окно» туда, что он был завсегдатаем тамошних самых злачных мест, одним из первых из России. Попадая туда, все думают, что они первые, а им говорят: «Да, был тут такой Георгий!..» А на Западе, как он говорил, всем башню посрывало от его красоты и дерзости. И он очень это ценил…»

Татьяна Анисимова:

«Мы виделись с Георгием где-то в 2005 году, или около того, точно не помню, где-то на открытии выставки, возможно, в Мраморном дворце или в галерее «Д-137». К тому времени я сама выступила в качестве куратора, готовила посмертную выставку живописи и графики отца Андрея Филиппова и подарила Георгию буклет. Он был немногословен. Я поняла, что его здоровье серьезно ухудшилось…»

Роберт Сюндюков:

«Георгий любил раритетные шмотки, старинные плащи, фраки, шляпы, коробки шляпные… Вообще, моду он чувствовал, но не так тупо, как бывает: просто в журнале или по fashion-TV что-то увидел – и побежал покупать. Нет, он сам все выбирал. Не только классику. И тут его выбор был порой весьма экстравагантен, например, марка Comme des Garcons ему очень нравилась, у них мужская линия вообще довольно оригинальная, но она шла ему как редко кому. Все эти смешные, немножко детские наряды, топырящиеся на спине курточки – на нем они выглядели весьма привлекательно, ну это и так все знают. А про «Жэ-Пэ-Гэ» (Жана Поля Готье), как Георгий обычно говорил, вообще молчу, и это все было ему к лицу. Молодцу, как говорится…

Ну, он, может, и старался, как и любой нормальный человек, чтобы у него были хоть какие-то небольшие сбережения на совсем уж «черный день», но так бывало далеко не всегда. Например, когда мне нужно было срочно лететь к больному отцу, а у меня в тот момент как-то совсем не было денег – он отдал мне все свои деньги, какие в тот день у него были. И я этого никогда не забуду. Я всегда старался отвечать ему тем же, и он знал это, поэтому мы и дружили так долго. А вообще он тратил легко, с удовольствием, можно сказать, смачно. Нет, естественно, он не был идиотом, для которого деньги – это фантики, он знал им цену, он же сам их зарабатывал, просто считал, что жизнь и молодость слишком быстротечны, чтобы заниматься накопительством, знал, что ему не грозит пенсия и все такое прочее, что при его образе жизни как-то недальновидно, так скажем, откладывать на старость. У него была своя жизненная арифметика. Например, он любил скидки в магазинах (и вообще всякие бонусы и скидки), поэтому покупал много всего. И считал, что если он экономит, то зарабатывает. Что если он потратит в каком-нибудь магазине, допустим, 50 000 евро вместо 100 000, то он, получив бы пятидесятипроцентную скидку, считал бы, что как минимум 50 000 он уже заработал. Неважно, что хотя их как бы нет и вообще-то и не было, а были только потраченные деньги, но он всегда считал, что сэкономил «полтос». Я утрирую немного, конечно. Но он считал, что его наряды стоят этого. И он умел носить их. Кому-то эти костюмы Карнелиани или, тем паче, Жан-Поля Готье могли бы быть без толку, но только не ему…

В общем, если у него у была некоторая накопительская страсть, то это именно страсть ко всякого рода прекрасным предметам. Любил он и винтажное, и хай-тэк разный, военную форму очень любил, повторюсь, и всякого рода необычные предметы. Нам нравилось шастать по всяким антикварным магазинам, когда нам что-то было нужно, канделябр какой-нибудь, и это всегда было непредсказуемо по результатам. Не то чтобы все мелось без разбора, нет, совсем наоборот, мы очень хорошо знали, что сколько стоит, – для меня это очевидные вещи в силу профессии, а Георгий просто внутренним чутьем все понимал, а потом уже стал разбираться и в каких-то специфических нюансах. Например, мы приезжали куда-нибудь что-нибудь посмотреть, а там висел адмиральский китель, размер как раз на Георгия, и китель этот покупался без вопросов. К тому же покупалось еще все остальное, что могло порадовать, футболист какой-нибудь гипсовый и так далее. Поэтому Георгия любили все эти антикварщики и продавцы вообще всего, он был у них желанным гостем. На рынке на него молились просто. Он очень любил поговорить со своими любимыми продавцами, ему нравилось это общение».

Дмитрий Мишенин:

«Мы оба любили Comme des Garcons, только Георгий шмотки, а я – парфюм. Этому выбору, увы, было крайне простое объяснение. На меня у японцев никогда не было размеров. А Георгий жаловался мне, что его нос давно не воспринимает запахи в силу определенных причин, что его, конечно, расстраивало, и он не мог оценить новые ароматы нашей любимой марки.