Георгий Мирзоев

много – целый район. Немцы занимались сельским хозяйством, и на территории этого хозяйства всегда царил порядок и тишина. Никто этих немцев никогда не трогал, и они тоже не трогали никого. Через месяц после начала войны их разом, всех до единого, вывезли из города. А запомнилось это Георгию потому, что коснулось и его близких. У его него была тётя – старшая сестра мамы. Муж тёти был наполовину грузин. А на вторую половину он был немец, и фамилия у него была Зейдель. Вот эта фамилия и стала причиной беды.

Тётя была в городе далеко не последним человеком. Она была воспитана в истинно коммунистических ценностях, была директором средней школы, членом райкома и секретарём партийной организации при школе. Когда встал вопрос об их выселении непонятно куда, родственники советовали ей развестись. Но она не развелась.

Поэтому её, её мужа, его 80-летнюю маму, и их шестилетнего сына погрузили в вагон-теплушку и увезли. Как потом удалось узнать, их переправили через Каспий и выселили на юг Казахстана, в Чимкентскую область. Какое отношение к фашистской Германии имела бабушка-грузинка, которая язык-то знала в своей жизни только один – грузинский – непонятно. До Казахстана она в силу возраста не добралась. Остальные добрались – и стали жить там.

В 1942 году немцы подошли к Владикавказу. Ими была занята большая часть территории Северного Кавказа, начиная от Туапсе. Не удалось им попасть лишь в Грозный, где их сдерживали всеми силами, пытаясь не допустить до нефтяных месторождений. Через Кавказский хребет время от времени начали перелетать германские разведывательные самолёты.

«Чего они разведывали, хрен его знает, но раз уж летали, то заодно иногда и бомбы сбрасывали, чтоб легче обратно было лететь, горы-то высокие».

Нo в городе не было ни паники, ни суматохи. На город падали бомбы, сыпались осколки снарядов зенитных орудий. При этом считалось нормальным идти по улице в школу или из школы, что Георгий вместе с другом Юрием Хичиновым и делал. Кстати, Юрий был младше на два года, и для него, тогда первоклассника, град осколков по дороге из школы на всю жизнь остался самым сильным и пугающим проявлением войны. Много- много лет спустя, на праздновании собственного 70-летия Юрий Евгеньевич делился этими воспоминаниями с Мирзоевым. Вместе смеялись – надо же, столько лет прошло, а до сих пор мороз по коже. Вот такая у них тогда была война – абсолютно не похожая на детскую «войнушку», а серьёзная и западающая очень глубоко в память. Тем более что школа, в которую они ходили к тому моменту стала на сто процентов мужской – осенью 1941 года все школы разделили на мужские и женские. Расчет здесь был простой – из мальчиков собирались растить солдат, начиная с первого класса. Воевать планировали на всякий случай долго.

«Во втором классе нас разделили... Так война кончилась, и ещё потом пять лет девочки и мальчики отдельно учились… После разделения все всплакнули, потому что как же, второй класс… это уже и симпатии были, всё как положено».

Через месяц после начала войны городские власти распорядились выкопать во дворе дома траншею, или щель. Дом был большой – в четыре этажа и два подъезда. По задумке властей изогнутая в нескольких местах под прямым углом щель, дополненная перекрытием, должна была стать убежищем на случай бомбёжки для всех жителей дома. Каждому жильцу – ребёнку, женщине, старику или редкому оставшемуся в городе мужчине – был выделен свой участок, который следовало при помощи лопаты, кирки и лома раскопать до двухметровой глубины. Однако горы – они и в городе горы, грунт в Тбилиси, начиная с глубины в несколько десятков сантиметров, представляет собой

камень. И в зависимости от того, кто именно копал и того, насколько скалистый на этом участке попался грунт, щель поверху имела понятный контур, а глубины была очень неравномерной – от полуметра до полного профиля в два метра. Каждый выкопал столько, сколько смог. Таким образом, двор был порядком изуродован, а бомбоубежища не получилось.