В 1963 году Владимов принес рассказ в редакцию «Нового мира». Вещь была сатирической, и Руслан был «этакий бериевец в собачьей шкуре, только что не разговаривал. Сплошной антропоморфизм
». Рассказ сотрудникам понравился чрезвычайно. Но сомневающийся Владимов решил показать текст Твардовскому, который предложил ему зайти «часика через полтора». Проторчав это время в редакции, волнующийся автор постучал в дверь Твардовского. «Знаете, Жора, – откровенно сказал тот, – мы можем это тиснуть. Но вы же своего пса не разыграли: вы из него делаете полицейское дерьмо, а у собаки – своя трагедия. Я лично собак не люблю, но вдумайтесь в своего пса, почувствуйте его мир». «Меня особенно задело его слово “тиснуть”», – признавался Владимов. Он почувствовал, что Твардовский прав. Сюжет предлагал огромный потенциал, «отделываться насмешечками было глупо и пошло». «Александр Трифонович, я заберу рассказ, не нужно пока отдавать в печать», – сказал Владимов. Друзья из отдела прозы были очень недовольны, уговаривали отредактировать и вставить в номер, но Владимов «уперся». И вскоре у него вскоре появилась иная концепция книги: «Сверхзадача была – увидеть ад глазами собаки и посчитать его раем»[227]:Я решил, что, во-первых, нужно его как-то больше особачить, тогда мне самому будет яснее, что менять. Но пока я занимался особачиванием, тема закрылась, и меня перестали спрашивать, когда я принесу переработанный рассказ. Это происходило в 1963 году, а в 1964-м Хрущева сняли
[228], и вместе с ним ушла из печати лагерная тема. Новая власть считала, что ни к чему ворошить «прошлые обиды»: нужно светло смотреть в брежнево-сусловское светлое будущее. Твардовский теперь только руками разводил, риторически вопрошая, где же я был раньше и почему так долго не нес переделанный вариант (ГВ).Понимая, что в СССР публикация больше невозможна, Владимов решился:
Руслан уже ходил по рукам и бегал по самиздату. В конце концов, раз она ходит по рукам, то могла попасть в Германию без моего ведома. Но, согласившись отдать в «Посев», я решил перечитать повесть и обнаружил, что мне не все в ней нравится. Я засел и доделал ее, добил окончательно и только тогда отдал. Вышло, как и предсказал Твардовский, прочитав первый переработанный вариант: «Этот песик, Жора, обежит весь мир». Повесть, опубликованную впервые в 1975 году, в тот же год перевели на тринадцать языков, хотя на английском она появилась только семь лет спустя, но зато Майкл Гленни перевел, их лучший переводчик
[229]. А в России до 1989 года она так и распространялась догутенберговским способом, на самиздатских «Эриках» (ГВ).О «Верном Руслане» было написано много прекрасных эссе и критических статьей: Андрея Синявского[230]
, Натальи Ивановой[231], Андрея Немзера[232], Александра Чистякова[233] и других исследователей. Я не сомневаюсь, что и в будущем об этой повести будут думать и писать многие поколения литературоведов и историков литературы. Предлагаемая работа – мое прочтение, текстологический анализ повести[234].Введение в тему