Георгий Владимов: бремя рыцарства

Замечание Кузнецова о «визе в Париж» оказалось пророческим: в 1976-м «невыездного» и не выезжавшего ранее в капиталистическое зарубежье Владимова пригласило на Франкфуртскую книжную ярмарку норвежское издательство «Gyldendal Norsk Forlag», в 1976 году выпустившее перевод «Верного Руслана»[258]. Ни о чем не подозревавший Владимов получил письмо из «Посева» с вопросом, почему он не отозвался на приглашение. Владимов обратился прямо в «Gyldendal Norsk Forlag», чтобы узнать, куда они послали письмо. Оказалось, что оно было направлено в иностранную комиссию Союза писателей. Откуда без ведома Владимова был послан «хамоватый ответ», что Владимов «занят, болен и желания участвовать в выставке не выражает». Владимов связался с издательством, которое немедленно выслало дубликат приглашения автору напрямую, но оформиться он уже не успевал. На следующий год «упорные варяги» повторили приглашение, послав его одновременно Владимову и в Союз писателей, который и письмо норвежцев, и обращения Владимова, чтобы его отпустили во Франкфурт, игнорировал. Это воспринималось, как унижение: «…на шесть дней не могут из-под контроля выпустить!»

Между тем в Союзе писателей «шел погром»: исключили Лидию Чуковскую, Владимира Войновича, Льва Копелева, Владимира Корнилова[259]. Всех их Владимов знал и глубоко уважал, и в нем созрело окончательное решение: «Я спрашивал себя: “А что же я-то там делаю?”»

10 октября 1977 года Владимов отправил в президиум Союза советских писателей заявление о добровольном выходе из организации, нарушившей за время своего существования все правила профессиональной и человеческой этики. Оно кончалось словами:

Унылая серость с хорошо разработанным инструментом словоблудия, затопляющая ваши правления, секретариат, комиссии, лишена чувства истории, ей ведома лишь жажда немедленного насыщения. И эта жажда – неутолима и неукротима.

Оставаясь на этой земле, я в то же время не желаю быть с вами. Уже не за себя одного, но за всех, вами исключенных, «оформленных» к уничтожению, к забвению, пусть не уполномочивавших меня, но, думаю, не ставших бы возражать, я исключаю вас из всей жизни. Горстке прекрасных талантливых людей, чье пребывание в вашем «Союзе» кажется мне случайным и вынужденным, я приношу извинения за свой уход. Но завтра и они поймут, что колокол звучит по каждому из нас, и каждым этот звон заслужен: каждый был гонителем, когда изгоняли товарища, – пускай мы не наносили удара, но поддерживали вас – своими именами, авторитетом, своим молчаливым присутствием.

Несите бремя серых, делайте, к чему пригодны, – давите, преследуйте, не пущайте. Но – без меня.

Билет № 1471 возвращаю.

Георгий Владимов

Москва, 10 октября 1977 г. (4/149–152).

Письмо немедленно попало в самиздат и передавалось по нескольку раз в день «вражескими голосами». Союз писателей «взбеленился, как брошенная жена», и Владимова срочно исключили, как человека, «…вставшего на путь… нарушившего нормы… и чем-то там пренебрегшего…». К тому времени Смирнов уже скончался от рака, и исключение из Московского отделения Союза писателей СССР происходило под председательством Феликса Кузнецова. Члены правления не проявили большой фантазии и через два года после публикации «Верного Руслана» записали в протоколе № 14 постановления от 20 октября 1977-го: «За публикацию в антисоветском издании “Посев” книги “Верный Руслан”, глумящейся над советской действительностью, и клевету на Союз писателей СССР, содержащуюся в письме Г.Н. Владимова от 10.Х–77, которым он поставил себя вне рядов Союза писателей, – исключить Владимова Г.Н. из Союза писателей СССР».