Георгий Владимов: бремя рыцарства

Повествование возникло из вполне реальной жизненной ситуации: на Малой Филевской, где жили Владимовы, стояло пять хрущевок, домов-пятиэтажек. Георгий Николаевич обратил внимание, что на окнах одной из квартир напротив появились новые занавески, которые никогда не раздвигаются, хотя «за занавесочками происходит мелькание рук». Он решил узнать, что же там происходит, и вышел во двор. Возле дома его с энтузиазмом приветствовали опохмелявшиеся алкоголики: «Они только одни мне и радовались, поднятыми кулаками и бутылками выражая солидарность и громко хрипя: “Молодец, мужик! Руби этим козлам по рогам!”» Поздоровавшись с ними, Владимов подошел к «бабушкам на лавочке», которые охотно поведали ему, что в той квартире поселились «странные люди»: «Почты не получают, бутылок не сдают…» – недоумевали хроникерши[276]. «Наблюдают», – сообразил Владимов, и в уме его стал рождаться сюжет. Он вспомнил историю, услышанную от своего соседа А.Д. Пятигорского. В доме, рядом с тем, в котором жили родители Пятигорского, расположилась «малина» – банда уголовников. Бригада из МУРа, чтобы следить за ними, обосновалась в квартире престарелых родителей Пятигорского. При этом с хозяевами милиционеры вели себя по-хамски, так что интеллигентный «папа-Пятигорский» решил, что они могут быть не представителями власти, а другой бандой уголовников. Поэтому, исполняя свой гражданский долг, он сообщил о «преступниках» в соседнее отделение милиции. «Брать бандитов» явился вооруженный отряд, чуть не перестрелявший ошеломленных и не ожидавших нападения коллег.

Владимов решил перевести эту историю в политический ракурс: никаких уголовников, а просто «сидит себе писатель и стучит по клавишам, меняя в пишущей машинке страницу за страницей», а из окон соседнего дома за его «подрывной деятельностью» следят бездельники, называющие свое времяпрепровождение «охраной государственной безопасности Советского Союза». Георгий Николаевич провоцировал их и держал окно открытым, не задергивая занавесок. Когда к Владимовым приходили гости, Наташа широким жестом распахивала шторы, демонстрируя свое презрение к соглядатаям[277].

Рассказ был написан за две недели. Позднее диссиденты передавали Владимову, узнав своими путями, что его текст обсуждался на коллегии комитета госбезопасности: смотрите, мол, товарищи, мы все еще непопулярны и с милицией у нас отношения, в самом деле, не налаженные: «Конечно, Владимов – фигура одиозная, диссидент, правозащитник, словом, отщепенец, но прислушаться и сделать выводы не мешает» (ГВ).

Вначале власти решили применить к Владимову статью о тунеядстве, по которой в 1964 году был осужден Иосиф Бродский. Милиции были даны соответствующие указания. Но, по словам Владимова, милиционеры, которые по приказу КГБ регулярно ходили к ним в квартиру и требовали отчета о средствах проживания, были настроены очень дружелюбно. Они терпеть не могли сотрудников КГБ, считая тех паразитирующими бездельниками. Поэтому охотно объяснили Владимову, что ему нужно регулярно предъявлять сведения о прожиточном минимуме – 66 рублей в месяц. Этого будет для милиции достаточно, чтобы оставить его в покое и самим избежать неприятностей. Участковые явно не хотели осложнений с известным писателем и диссидентом для пользы КГБ. Предъявлять справки на наличие этой суммы было несложно. Фильм «Большая руда» регулярно показывался по провинциальным телеканалам, поступали гонорары за книги. Жили Владимовы скромно, одним хозяйством с матерью Наташи, Еленой Юльевной. Они всегда обедали и часто ужинали втроем в ее квартире. В рассказе «Не обращайте вниманья, маэстро» районный участковый дядя Жора, реальный персонаж, говорит об этом очень трезво:

– Тунеядец-то он тунеядец, – сказал дядя Жора с досадой, разглядывая носок сапога, – да у него книжки печатаются – в Америке, в Англии, в Швеции и хрен знает еще где. Кроме как у нас. Сигналы на него поступают, а как на них реагировать? Его, понимаешь, дипломаты приглашают, не очень-то подступишься (1/206).