Георгий Владимов: бремя рыцарства

Глава восемнадцатая Эмиграция

Как же странно мне было, мой Отчий Дом,

Когда Некто с пустым лицом
Мне сказал, усмехнувшись, что в доме том
Я не сыном был, а жильцом…

Александр Галич.

Песня об Отчем Доме

Ровно в восемь часов утра 5 февраля 1982 года в дверь Владимовых позвонили. Владимовы вставали рано, и Наташа уже спустилась на утренний кофе к матери. Сотрудники КГБ пришли в обе квартиры одновременно. У Елены Юльевны немедленно отключили телефон и начали обыск, а Наташу сразу увезли на допрос в Лефортово, любезно пообещав: «Мы предупредим мужа, чтобы не волновался». Елена Юльевна успела набросить на нее свою шубку.

Капитан КГБ Вячеслав Николаевич Капаев предъявил Георгию Николаевичу ордер на обыск. Официальным предлогом было дело молодого прозаика Е.А. Козловского, обвиненного по статье 190-1 Уголовного кодекса РСФСР – «Заведомо ложные измышления, порочащие советский общественный и государственный строй». Козловский был арестован 7 декабря 1981-го. Основанием была публикация его сатирического произведения «Диссидент и чиновница» в журнале «Континент», где готовилась к выходу его же повесть «Красная площадь»[282]. По Москве прокатилась волна обысков, и многих людей «по делу Козловского» вызывали на допросы. В 1991 году Владимов очень резко и саркастично писал о Козловском[283], обвиняя его в своей вынужденной эмиграции: «…при том обыске, из-за Козловского, и добыли у меня гэбисты доказательства моей “антисоветской деятельности”, после чего могли на выбор мне предложить – Запад или Восток – и представить к лишению гражданства»[284]. Позднее он сказал мне: «Может быть, он и не был провокатором. Он, скорее всего, был слабый человек и очень испугался. Или кто знает, что они делали – применяли какие-то средства, заставляющие таких людей говорить. Без опасений для КГБ, что их подопечный потом решится об этом рассказывать».

Во время обыска в 1982-м Капаев сообщил Владимову, что арестованный Козловский якобы рассказал следствию, что отдал Георгию Николаевичу рукопись своей книги «Красная площадь» для передачи на Запад[285]. На что Георгий Николаевич ответил лаконично: рукопись по просьбе Козловского читал – часто молодые писатели просят высказать свое мнение об их прозе, книга ему не понравилась, к отправке ее на Запад отношения не имел. Капаев угрожал писателю и вел себя по-хамски, как будто арест был делом решенным и неминуемым.

Наташа в Лефортово категорически отрицала все: Козловского не знаю, дома не принимала, «Красную площадь» в глаза не видела, ничего никуда не передавала. После семи с половиной часов бессмысленного допроса ее отпустили домой. Для Владимова время ее отсутствия было необычайно мучительным: Капаев намекал, что Наташа арестована и не вернется с допроса.

В то время в квартирах Владимовых и Е.Ю. Домбровской шел ремонт, которым занимался Валерий Николаевич Сойфер, ученый-генетик, потерявший работу и подрабатывавший ремонтами квартир. Покрасив стены у Владимовых, он приступил к работе в квартире Елены Юльевны и оказался близким свидетелем этого эпизода в жизни писателя. Сойфер работал над книгой об истории генетики в СССР[286] и давал машинописные главы на прочтение заинтересованному Георгию Николаевичу. Некоторые из них лежали на столе, когда в квартиру явилась команда КГБ. На вопрос следователя Владимов ответил, что это главы из рукописи «Управляемая наука» Марка Поповского (уже уехавшего на Запад). Во время этого обыска сотрудники КГБ даже не подходили к столу, за которым Владимов писал и в котором он хранил литературные заметки и рукописи. Сойфер вспоминает слова Владимова, сказанные им после этого обыска: «Но даже если бы они все унесли, я бы восстановил свои вещи целиком. Константин Георгиевич Паустовский говорил, что он помнит все написанное им дословно, до каждой запятой. Вот так и я. Я долго хожу и шепчу слова будущих фраз вслух, так что Ташенька (его жена. – В. С.) меня иногда даже ругает за это. Но благодаря такому методу я сначала проговариваю, и не раз, вслух все тексты, привыкаю к ним, а потом уже все кладется само собой на бумагу. Если написанный текст уничтожат или конфискуют, я все равно восстановлю его точно таким же, каким он был в оригинале»[287].

Сойфер был последующие дни главным собеседником Владимова, пережитое напряжение которого проявлялось в необычной для него разговорчивости.

«Один из “шмональщиков” наткнулся на два тома “Архипелага” Солженицына. Подняв глаза к Владимову, он заявил:

– Вот читаешь “Три минуты молчания” и веришь. Читаешь Солженицына – и не веришь!