Георгий Владимов: бремя рыцарства

После обыска 28 декабря 1982 года обстановка начала стремительно сгущаться и делалась все более опасной. Уже пришел к власти Андропов, прямо из спецслужбы в генсеки. Особенно на ме-ня подействовали «покушения» на Наташу. Хотя они и были инсценированы, но кто знает, каков мог быть исход. И я понимал, что не могу ее подвергать такой опасности. Мы стали думать об эмиграции. Андрей Дмитриевич Сахаров из Горького тоже советовал эмигрировать: «Вас, Жора, они, пожалуй, не арестуют, но могут арестовать Наташу, и отдадут Вам ее в аэропорту», – писал он мне в записке, переданной Боннэр (ГВ).

Владимовы никак не могли решиться, понимая бесповоротность такого шага: «Под давлением, которое чувствовалось во всем, мы находились в переменчивом настроении: утром – остаемся, вечером – надо ехать!» Звонки и поддержка заграничных друзей были очень важны, но сигналы были противоречивыми. В.П. Аксенов очень подбадривал и торопил с отъездом, А.А. Зиновьев советовал не обольщаться относительно легкости жизни на Западе и оставаться в Москве.

Травлю КГБ усиливали слухи, что я пишу роман о Власове. Но травля эта была на удивление злобной, даже остервенелой. Следили, ходили по пятам, ехали за моей машиной, отключили телефон, угрожали убийством, изымали литературу и материалы для романа – такие честные методы борьбы применяли (ГВ).

4 января 1983 года на допросе в КГБ, связанном с делом Бородина, подполковник А.П. Губинский поставил Владимову ультиматум, требования которого изложены в письме Ю.В. Андропову от 12 января 1983-го:

Он объявил, что «расшифрована» моя переписка. Я зачастую подписи не ставил или ставил не свою и передавал через туристов. Губинский сказал, что признана моя машинка, мой характер печати, что у них все «идентифицировано». И он готов «выделить» мое дело из дела Бородина, и составить на меня отдельное уголовное дело, если я: 1. не назову все свои связи; 2. не обязуюсь письменно не заниматься больше антигосударственной деятельностью; 3. издаваться на Западе только официально и отдавать государству полученные от западных изданий деньги (4/166).

О выполнение этих условий не могло быть и речи. Срок на размышление был дан до 20 января. Владимовы советовались со всеми друзьями, считавшими, что ультиматум очень серьезный, и нужно использовать любую возможность, чтобы уехать.

Допросы продолжались.