Георгий Владимов: бремя рыцарства

Первым опытом военных действий, где участвовал Григоренко, был Халхин-Гол. По рассказу Григоренко уже в этом столкновении ясно проявились все причины катастрофической ситуации начала Великой Отечественной. Прибыв на место военных действий, он был поражен, насколько огромная страна была не подготовлена к войне: почти вся Транссибирская железная дорога была парализована локальным дальневосточным конфликтом. Не хватало профессиональных карт и офицеров, умеющих их читать, не была разработана система коммуникации.

На Халхин-Голе Григоренко впервые столкнулся с Г.К. Жуковым, которого он считал военачальником крайне честолюбивым и жестоким, но не очень образованным[452]. По его мнению, Жуков повторил в войне на Халхин-Голе ошибки, которые были причиной поражения в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Подробный их анализ можно было прочитать в профессиональной литературе. Ситуация начала улучшаться, когда командующим Дальневосточным фронтом был назначен генерал-полковник Г.М. Штерн, грамотный военный и достойный человек, о котором Григоренко сохранил самую теплую память[453]. После конфликта на Халхин-Голе комиссия военных экспертов после долгой и тщательной работы представила подробный доклад с необходимыми рекомендациями об изменении структуры и подготовки советских вооруженных сил. Доклад был нейтрален, но каждому участнику конфликта на Халхин-Голе была ясна позитивная оценка действий Штерна, в то время как Жуков был представлен не лучшим образом. Жуков, прочитав доклад, объявил, что писавшие «ничего не поняли», и наложил резолюцию: «В архив». Необходимые, с точки зрения специалистов, реформы армии проведены не были. Григоренко констатировал (он называет доклад «книгой»): «Книга, вскрывшая на небольшом боевом эпизоде теоретические пороки в боевой подготовке войск и офицеров, которые выявились и во Второй мировой войне, оказалась упрятанной от офицерского состава. Ради сохранения собственного престижа начальники в Советском Союзе готовы были на любые подлоги и обманы, на нанесение любого ущерба народу и государству»[454].

Григоренко писал о Жукове как о человеке «жестком, мстительном». Раз не поладив с ним на Халхин-Голе, Григоренко очень старался избежать встречи с ним, когда начал служить на Западном фронте. В романе Владимова есть эпизод, когда Григоренко упоминается впрямую в диалоге Жукова с Кобрисовым:

– Командующий, откуда я вас еще до этой войны помню? Не были на Халхин-Голе?

– Был, товарищ маршал.

– А по какому поводу встречались?

Кобрисов, помявшись, сказал:

– А вы меня к расстрелу приговорили. В числе семнадцати командиров.

Маршал улыбнулся той же улыбкой беззубого ребенка.

– Ну, ясно, что к расстрелу, я к другому не приговариваю. Не я, конечно, а трибунал… Как же случилось, что живы?

– А нас тогда московская комиссия выручила, из Генштаба, во главе с полковником Григоренко. Они ваш приказ обжаловали и, наоборот, кое-кого к «Красному Знамени» представили. В том числе и меня. Вы же потом и подписали (3/242–243).

Источник этого эпизода – рассказ самого Григоренко: «К тому времени уже имелось семнадцать приговоренных к расстрелу. Даже не юристов содержание уголовных дел приговоренных потрясало. В каждом таком деле лежал рапорт начальника, в котором тот писал: “Такой-то получил такое-то задание, его не выполнил”. И резолюция на рапорте: “Трибунал. Судить. Расстрелять” либо записка Жукова: “Трибунал. Такой-то получил от меня лично такой-то приказ. Не выполнил. Судить. Расстрелять!” И приговор. Более ничего. Ни протоколов допроса, ни проверок, ни экспертиз. Вообще ничего. Лишь одна бумажка и приговор»[455].

Инициатором пересмотра дел семнадцати командиров был Г.М. Штерн. Как и сказано в романе, все обвиненные были оправданы, многие получили награды и успешно воевали в Великой Отечественной.

7 июня 1941 года Герой Советского Союза генерал-полковник Г.М. Штерн, еврей по национальности, был обвинен в шпионаже в пользу гитлеровской Германии. После многодневных жестоких пыток он был без суда, по личному приказу Берии, расстрелян 28 октября 1941-го в поселке Барбыш, вблизи Куйбышева (ныне Самара), в числе двадцати пяти военачальников высокого ранга. Именно к этой трагедии относятся строки романа: «Так судьба генерала Кобрисова не склонилась к тому, чтобы стать ему двадцать шестым расстрелянным в октябре в Куйбышеве или Саратове…» (3/295)