Георгий Владимов: бремя рыцарства

В 1998 году Марина заметила, что отец не очень хорошо видит. Выяснилось, что нужна была операция по удалению катаракты. Знакомый хирург-офтальмолог взялся ее сделать, но у Владимова не было прописки, а следовательно, медицинского полиса. Врач, поклонник творчества Владимова, не смутился и предложил оформить Георгия Николаевича как бомжа – для бомжей наличие страховки необязательно. Владимов пришел в полный восторг от своего нового статуса, и операция прошла очень успешно. Он просил, чтобы его перевели из отдельного бокса, куда его поместил сердобольный доктор, в обычную семиместную палату: «Вы не понимаете, я хочу быть с народом. Знали бы вы, как много я узнаю нового, когда мы с мужиками дымим в курилке!»[599]

Но хоть ему и понравился больничный статус бомжа, он мечтал о своем месте на родной земле. Новый год – 2000-й – они с Мариной встречали в шумной и радостной компании в Переделкине. Хозяином был искрящийся весельем и жизнерадостностью Григорий Михайлович Поженян. Владимов, погуляв по Переделкину, с восхищением сказал Поженяну, как ему нравится вся атмосфера, особый покой этого места. Поженян посоветовал обратиться в Международный литфонд с тем, чтобы все-таки получить в аренду дачу в Переделкине. Владимов подал заявление. Поженян использовал свои связи и влияние. Через некоторое время он позвонил, чтобы сказать, что «прощупал почву» и получение дачи в аренду было бы возможно. Но нужна московская прописка или регистрация.

Марина к тому времени сменила фамилию и отчество, став, как и при рождении, Мариной Георгиевной Владимовой. С помощью дружественного нотариуса, одного из почитателей творчества Владимова, была проведена сложная операция покупки квартиры у дочери, и таким образом у Георгия Николаевича появилась регистрация в Москве.

Дача артистки Валентины Серовой, жены Константина Симонова, находившаяся по адресу Зеленый тупик, дом 27, была перестроена полностью. На ее месте теперь стоял дом с четырьмя входами в отдельные квартиры. Одна из этих квартир была отдана в аренду Владимову. Соседями были поэты Г.М. Поженян и Н.В. Панченко, с обоими у Георгия Николаевича сложились теплейшие отношения. В феврале – марте 2000 года он с Мариной обустраивал квартиру. В первую очередь был куплен письменный стол и удобный стул – самое важное для писателя. Марина подарила отцу «вольтеровское кресло», помещенное в коридоре у телефона. Георгий Николаевич, шутя, объявил, что хочет обставить столовую пошикарнее, «чтобы принимать журналистов и послов иностранных государств». Все это были радостные и веселые хлопоты. Георгий Николаевич накупил множество инструментов. Квартира была очень запущенной, он сам чинил всю сантехнику, которая протекала, «как фонтаны в Петергофе», и делал ремонт. Расчищал совершенно одичавший участок и пруд, даже завел огородик. Его мечта – иметь базу в Германии и жить на два дома, две страны – наконец осуществилась. Он теперь мечтал поселиться с Мариной в Переделкине: «Потихонечку перебираемся с дочерью сюда»[600], – и проводить на родине возможно больше времени.

В 2001-м Г.Н. Владимов получил три премии. Как уже упоминалось, вторую премию Букера за роман «Генерала и его армию» – «лучший роман десятилетия». В том же году ему была присуждена российская премия «За подвижничество» Международного благотворительного фонда имени Д.С. Лихачева, или, как сказал мне Владимов, «за честь и достоинство таланта». За получением премии (диплом, денежное вознаграждение и статуэтка Дон Кихота) он не пошел, сказав дочери, что дело писателя – писать, а не ходить по литературным тусовкам. Статуэтка Дон Кихота хранится у Марины. Третью премию имени академика А.Д. Сахарова – «За гражданское мужество» он получил от журнала и общества «Апрель».

В этот период Владимов был еще полон творческих планов. Он хотел писать автобиографическую трилогию.

«Я почувствовал, что каждый из нас может написать роман о себе, только нужно отыскать подходящие приемы и угол зрения. Я предпочел классицизм с его тремя единствами – времени, места и действия. И выбрал три дня из своей жизни, протянувшиеся от 46-го года до августа 91-го. Один эпизод расскажет о расставании с Россией, это будет своеобразный проход по Ленинграду, куда я приехал прощаться перед эмиграцией. Другой опишет изгнание, эмигрантское гетто»[601].

Он уже начал писать первую часть, сюжетом которой послужил поход к Зощенко и его последствия. Она осталась незавершенной, но была опубликована сначала в журнале «Знамя», а потом вышла отдельной книгой и представляет собой ценный источник сведений о его годах в Суворовском училище.