Георгий Владимов: бремя рыцарства

Выслушать свой смертный приговор даже для такого сильного человека, как Владимов, колоссальный психологический шок. Ждать приближающуюся смерть в полном одиночестве в чужой стране – непредставимое испытание. Получив в июле от Марины фотографию Катеньки, Георгий Николаевич больше не выдержал. 3 августа 2003 года он подписал окончательный договор с Бременским университетом о том, что его бумаги перейдут в ведение архива. Исполнив этот долг, он загрузил в машину самые любимые книги и инструменты и решил ехать в Петербург, чтобы сначала побыть с семьей, любимой дочерью и внучкой, а потом в Переделкино – умереть на своей земле. Маршрут был выбран через Любек, чтобы с машиной на пароме проплыть по Балтийскому морю до Петербурга. Но под Любеком он почти потерял сознание, и в таком состоянии его нашла полиция. Он был отправлен назад санитарным транспортом[611] и помещен в больницу в Бад-Соден. Женя узнала об этом, пришла в больницу и провела с ним последние дни. Они помирились[612], и конечно, очень хорошо, что он не умирал совершенно один среди чужих людей в чужой стране.

17 октября в больницу пришел с переводчицей нотариус Гейнц Георг Конерт, которому Георгий Николаевич продиктовал завещание. Единственной наследницей всего имущества и копирайта он оставлял свою дочь Марину Георгиевну Владимову. Исполнительницей завещания, которая должна была обеспечить передачу наследства, была назначена Евгения Миттерфельнер-Сабельникова, получившая доступ к его квартире в Нидернхаузене. Георгий Николаевич просил, чтобы его похоронили в Переделкине. Он скончался 19 октября 2003 года.

Б.Э. Гольдман оплатил перевоз тела из Германии в Переделкино и похороны. Стоя рядом с Мариной в церкви на отпевании, Борис Эрленович старался поддерживать ее как мог. Женя пела на клиросе и по выходе из церкви по православному обычаю угощала гостей самодельной кутьей. Она мимоходом, передав небольшую сумму денег: «Все, что у него было на счету», – упомянула, что Марину разыскивает нотариус. Наличие завещания два года спустя установила с помощью бременского архивариуса Габриэля Гавриловича Суперфина немецкий адвокат Ольга Эрнестовна Аметистова.

Имущество Георгия Николаевича Владимова, находившееся в его квартире и включавшее, в частности, портрет его красавицы тещи Елены Юльевны Домбровской, а также книги, документы, письма, ноутбук, рукописи и фотографии, до сих пор не переданы единственной наследнице писателя[613]. Владимов предупредил Марину, что весь его архив в соответствии с договором должен быть передан в архив FSO Бременского университета. Для исследователей это было бы неоценимым удобством, но пока этого не произошло. Меня не оставляет надежда, что последняя воля писателя и его обязательство перед архивом будут исполнены.

* * *

«Мне всегда не везет», – сказал мне однажды Георгий Николаевич. Может быть, в бытовых делах это и было правдой. Он прожил яркую жизнь, в которой было очень много трудного. Но он был борцом и осуществил свое призвание, став прекрасным писателем. Он знал высокое наслаждение «трудом, дракой, любовью»[614], доступное немногим и испытанное им сполна. И в этом Георгий Николаевич Владимов был не просто везучим, но избранным.

Встречи с Георгием Владимовым

В конце 1982 года в Базель приехал Александр Александрович Зиновьев, автор только что переведенной на немецкий и нашумевшей книги «Зияющие высоты». В большом Kunsthalle[615], рядом с веселыми фонтанчиками Жана Тэнгли[616], была организована презентация книги с последующими ответами автора на вопросы публики. Моя подруга Ирена Брежна[617] переводила на немецкий. Мне досталась более легкая и приятная задача: погулять по городу, пройтись вдоль Рейна и показать достопримечательности. В музее я подвела Александра Александровича к картине Гольбейна-младшего «Мертвый Христос в гробу». Об этой картине, которая глубоко поразила Достоевского, разговаривают князь Мышкин и Рогожин в четвертой части «Идиота». На Александра Александровича картина произвела сильное впечатление, и он очень благодарил меня за это посещение.

Во время наших прогулок я рассказала, что только что начала писать диссертацию о «поэме» Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки», в то время почти не известной на Западе. Моя проблема состояла в том, что о биографии и жизни Ерофеева не было никаких сведений. Но я знала, что Зиновьев был с ним знаком: на одной из фотографий Владимира Сычева в альбоме «Des Russes vues par Vladimir Sichov»[618] Зиновьев сидел между Венедиктом Ерофеевым и Георгием Владимовым. Александр Александрович предложил мне написать письмо, которое он найдет возможность передать Ерофееву. И довольно быстро я получила от Ерофеева исчерпывающий, по возможностям официальной переписки тех лет, письменный ответ.