Георгий Владимов: бремя рыцарства

В то время он начал писать «лирико-философскую» пьесу, которую планировал предложить журналу «Театр». Темой было столкновение вернувшегося из Гулага человека с доносчиком, который отнял у него годы жизни и любовь. Но при встрече к бывшему зэку пришло осознание, насколько ничтожен и внутренне опустошен виновник его несчастий. Желание рассчитаться с ним погасло. В письме матери он рассказывал: «Но в этом деле есть молодежь, которая мотает себе на ус то, что произошло между дядями и тетями, она делает свои выводы и идет своей дорогой. Это и есть самое страшное возмездие проворовавшимся отцам» (27.11.1956, FSO). Рукопись этой пьесы не сохранилась. По словам Владимова, попытка была неудачной, так как он был слишком незрелым автором и не смог создать глубокую философскую пьесу, хотя тематика очень волновала его.

В молодости мне казалось, что знание и понимание философии необходимо для того, чтобы писать глубокие книги, что должна быть философская основа. Я читал в основном западных философов, особенно французских и английских – Монтеня, Паскаля, Бэкона… Но когда я начал писать по-настоящему, я понял, что писатель не может существовать в рамках философской концепции, потому что постоянно оказывается в положении сороконожки, у которой то одна, то другая нога начинает шагать куда-то в другую сторону (ГВ).

Несмотря на «треклятый квартирный вопрос», жизнь его, как он писал матери, была очень насыщенной, а настрой оптимистичным:

…Моя судьба всерьез и надолго связана с Москвой, и я вовсе не намерен отказываться от своих, пусть даже небольших завоеваний. Отступать бесполезно и глупо…

Живем мы, точно в кратере вулкана: горячо и весело, но каждую минуту ожидаем взрыва. Ну, пора кончать. Передай приветы всем, кого встретишь. Скажи кредиторам, что долги начну отдавать с первой же зарплаты, и тебе пришлю. Будь здорова, пиши. Остаюсь твой непутевый и страждущий сын, которого мало привлекает перспектива иметь под боком милую, умную, тонкую и грациозную[105]. Чорт их всех дери, мне нужна хата!

Ну, всего наилучшего

Жора

18.02.1957 (FSO).

Владимов надеялся, что работа в журнале решит вопрос о прописке в Москве. Он не знал, что после XX съезда КПСС, прошедшего в феврале, вышел – «на мое кривое счастье» – указ, сделавший московскую прописку чрезвычайно трудной для иногородних. Поэтому начальное сотрудничество в «Новом мире» было на очень неопределенной основе, ему платили как внутреннему рецензенту, и напряжение, связанное с формализацией статуса проживания, не ослабело. Насколько опасной была ситуация, можно судить по словам его письма матери: «…в Москве, могут просто выслать в 24 часа по этапу или хуже того – 2 года по статье за бродяжничество» (06.09.1956, FSO). Устав от проживания в углах, Владимов осенью снял комнатку в деревенском доме под Москвой, мечтая, что у него будет спокойное место для творчества. Зимняя реальность оказалась иной: