Читаем Геракл полностью

Не поверили все. Но нашлись отчаянные, что по ночам бродили у кромки пустыни, факелами разгоняя ночь и звеня крепким оружием. И много раз они видели всадников, но ни разу не приблизились черные кони к людям в засаде.

Не хотел бог войны сам участвовать в битвах: он-то знал, как изменчива и прихотлива судьба, и, бессмертный, не хотел рисковать своими людьми, ибо были то обычные люди, в жилах которых текла смертная кровь. Лишь безнаказанность за плату звонкой монетой принудила их участвовать в диких набегах.

Разворачивались конники — и исчезали в ночи, чтобы искать тех, беззаботных, что готовы, как овцы, для бойни.

Но негоже герою лишь видеть удирающий хвост противника- слава требует большего. Мало Гераклу, что черных конников никогда не видали в окрестностях Микен — ему надо своими глазами ухватить за перо хищную птицу бога Ареса.

В пятый раз вступил Геракл во дворец царя Эврисфея, требуя внимания и ответа.

О царь! — молвил Геракл. — Где твои глаза, что слышат твои уши, если народ боится шарканья старой кобылы, слепой и хромоногой, принимая каждую клячу за черных конников ночи? Какой ты властитель, если дети боятся поставить силок на пичугу, боясь грозных птиц бога Ареса?

Разозлился царь на дерзкие речи, но прав ведь Геракл; уж бормочут в народе, что Эврисфей не всесилен, если не может поставить всадникам ночи заслоны.

Ну, так пойди и сам разгони крикливую стаю старых ворон, если веришь в бабские сказки! Можешь взять и коня в моей конюшне, если придет охота погоняться за привидениями! — сварливо ответствовал царь Эврисфей.

Плюнул Геракл на мраморные плиты дворца — не видеть народу защиту у Эврисфея. Позвал своего друга Иолая, и долгие ночи герои бодрствовали на кромке пустыни, но ни разу не видели даже тени черных коней и их диких наездников.

Геракл и Иолай двинулись в глубь пустыни, в многодневном походе охотясь за сумрачной тенью. Но даже конского помета не углядели, не то чтобы острова на страшном озере.

Ну, и что дальше? — вопросил Иолай, переворачивая вверх дном пустую баклагу из-под пресной воды.

Да кто его знает! — сумрачно ответствовал Геракл, утирая с лица жаркий пот.

Уж не выдумка ль — птицы Ареса? — запальчиво пробурчал Иолай; ему уже надоело бесцельное шастанье по песку без всякого результата.

— Перед смертью — не шутят! — возразил Геракл.

Тут новая мысль осенила героя. Быстро скинув одежду, состоявшую из львиной шкуры и потертых сандалий, Геракл раскинулся на спине, вытянув руки вдоль тела.

Закрыл глаза, поражая Иолая, который решил, уж не сошел ли приятель с ума от жары и долгих блужданий.

Ну, что ж ты ждешь? — приоткрыл глаз Геракл. — Давай рыдай и кричи, словно я умираю!

Иолай глядел глупым бараном:

Да это-то зачем?

Геракл, рассердившись, сел, упираясь ладонями в песок:

Как ты не понимаешь?! Черные всадники не по являлись в округе, опасаясь засады. Так?

Так, — согласился Иолай, все еще недоумевая.

А птицы кормятся лишь плотью живого человека. Но в длительном переходе конникам никак не сохранить пленников: не жара, так жажда убьют добычу Стимфальских птиц!

А, — додумался Иолай. — Ты надеешься, что всадники услышат нас и клюнут на приманку? Птички-то сколько голодные!

Не знаю, но попробовать стоит, — Геракл обрадовался, что друг его наконец-то уразумел.

Оставалось надеяться, что черные конники будут такие же сообразительные. Геракл вновь разлегся голышом, а Иолай, встав на колени, запричитал, оплакивая умирающего. Его стоны и жалобные рыдания далеко разносились по окрестностям, пока у Иолая не запершило в горле — всадники либо были далеко и не слышали, либо не придали значения двум одиноким фигурам посреди желтых барханов.

Не получилось! — хмуро поднялся Геракл, набрасывая на плечи шкуру: хоть и дубленая у героя кожа, но от долгого лежания на раскаленном песке и шкура зверя потрескается и покоробится. На Иолая и вообще было жалко глядеть: он был, словно печеное яблоко, обожженный и покрасневший.

Ладно, пополним запасы воды, а там продолжим охоту! — Геракл подобрал пустую баклагу и побрел по их же следам.

Иолай плелся сзади, на чем свет проклиная увязающие в песке ноги. Геракл, задумавшись, не обращал внимания на жалобы друга. Быстро темнело. В пустыне не бывает долгих закатов — лишь коснется горизонта огненный шар солнца, и тут же кромешная тьма падает на песок непроницаемым покрывалом.

Геракл упорно стремился достигнуть жилого или хотя б пустующего, но человеческого жилья: кожа горела от грязи и пота, и Геракл был готов прозакладывать жизнь за чан с горячей водой для купания.

Ну, что ты все бурчишь? — вконец разъярился Геракл на беспричинно ноющего Иолая. — Сидел бы дома, да дело с концом!

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Попаданцы / Документальное / Криминальный детектив / Публицистика
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука