Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Словно всего этого было недостаточно, Шпеер рассказал о случившейся в 1943 году ссоре между Герингом и Галландом, когда последний сообщил рейхсмаршалу о том, что истребители сопровождения бомбардировщиков союзников замечены над Аахеном, но получил приказ сделать вид, что ничего подобного не было… В ходе последнего заседания 21 июня Шпеер ответил на вопросы обвинителя, сказав кратко очень многое.

«Джексон: Правильно ли я понял, что в то время, как вы старались получить рабочую силу для производства вооружений, Геринг использовал рабочих для погрузки и перевозки произведений искусства, предназначавшихся для пополнения его личной коллекции?

Шпеер: Для этого ему не нужны были многочисленные рабочие.

Джексон: В то время каждые рабочие руки ценились на вес золота, не так ли?

Шпеер: На вес золота были произведения искусства, а не рабочие руки.

Джексон: Для Геринга?

Шпеер: Да». На этот раз Геринг выслушал ответы Шпеера молча, а по окончании допроса, который велся 21 июня, вышел из зала суда, не произнеся ни единого слова. Потому что Шпеер задал ему неразрешимую загадку: этот технарь преуспел в промышленной области, где руководитель четырехлетнего плана позорно провалился. Близкий друг Гитлера, остававшийся у него в фаворе до самого конца, Шпеер его предал. А его, Геринга, Гитлер приговорил к смерти, однако он оставался преданным фюреру до конца. Шпеер открыл всему миру, что на самом деле свято почитаемый Герингом фюрер думал о своем преданном заместителе и верном паладине. Этот человек, который был доверенным лицом Гитлера, заявил, что долг перед немецким народом превыше долга верности своему фюреру. Наконец, этот высокопоставленный функционер рейха до мельчайших подробностей знал о путях обогащения рейхсмаршала и о его коррумпированности, но ничего об этом не сказал. Все это не могло не озадачить и более уравновешенного человека, чем Герман Геринг…

Во всяком случае, все остальные подсудимые посчитали, что он проиграл. За обедом фон Папен с удовлетворением сказал: «С толстяком покончено! Вы отдаете себе отчет? Заставить офицера скрыть правду!» В то же самое время в другой столовой фон Ширах, Фриче и Шпеер радовались краху «легенды о Геринге – Гитлере»… Действительно, вечером 21 июня бывший второй человек Третьего рейха сказал тюремному врачу, что этот день стал самым мрачным в его жизни[730]. Психолог Гилберт, навестив Геринга в камере в выходные дни, увидел перед собой подавленного человека, который все еще старался сохранить хорошую мину при плохой игре. Гилберт вспоминал:

«– [Шпееру] не стоило называть Гитлера убийцей, – сказал Геринг. – Знаю, вы скажете сейчас, что это правда. Но вообще-то… он мог выразиться иначе. Если я присягнул на верность, то не могу нарушить клятву. Поверьте мне, это очень нелегко! Попробуйте в течение двенадцати лет, будучи наследным принцем, сохранять преданность королю, осуждая при этом многие его поступки и не имея возможности ничего поделать. И зная, что в любое время вы можете стать королем и взять на себя обязанность исправить ситуацию. Но я никогда не смог бы плести заговоры за спиной короля с тем, чтобы отравить его ядовитым газом […] или еще что-то в этом роде. Единственное, что я мог бы сделать с достоинством, это открыто порвать с ним – заявить ему честно, что отказываюсь от данного ему обета верности и отойти в сторону…

– Вы хотите сказать, ударить его перчаткой по лицу и вызвать на дуэль? – прервал я его.

– Бросить перчатку к его ногам! – сразу же поправил меня Геринг, дав понять тем самым, что я правильно понял его рыцарские аллегории, но ошибся веком».

Подумал ли в тот момент развенчанный герой о том, что, возможно, он слишком долго играл в детстве в средневековых замках? Нет, Герман Геринг не любил вспоминать свое прошлое, а думал он только о том, что показания Шпеера вынудят его полностью изменить линию защиты при последнем его выступлении, которого он ждал с нетерпением…