Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Мы также знаем, что этот человек отличался умом и красноречием, умел навязать свою волю другим и всегда был готов использовать слабости людей, которые составляли его окружение. Так что для молодых и уставших от однообразия охранников он оказался неутомимым рассказчиком о событиях прошлых лет. И хотя полковник Эндрюс строго-настрого запретил своим подчиненным общаться с заключенным, те раз за разом нарушали этот приказ. Потому что за автограф или личную вещь «нациста номер один», как называли Геринга американцы, можно было получить приличную сумму на рынке трофеев. А для того, чтобы заполучить автограф или какую-нибудь безделушку, охранники оказывали всякие небольшие услуги бывшему рейхсмаршалу. В число таких предприимчивых охранников входил и лейтенант Джек Дж. Виллис. Этот техасец был интересен Герингу по двум причинам: Виллис страстно любил охоту и имел ключ от кладовой, где хранились вещи обвиняемых. Получив несколько ценных сувениров[693], этот кадровый офицер согласился принести пленнику кое-какие вещи повседневного обихода, которые хранились в синих чемоданах в кладовке. Виллис не догадывался, что этот совершенно невинный поступок приведет к очень серьезным последствиям.

В начале марта 1946 года Герману Герингу сообщили, что его жена и дочь освобождены из тюрьмы в Штраубинге и что они поселились в небольшом охотничьем домике в Закдиллинге, неподалеку от замка Фельденштейн. Штамер, адвокат Геринга, даже навестил их, и теперь между супругами могла установиться постоянная переписка. Это принесло обвиняемому неописуемое удовлетворение. Кроме того, в газетах, попавших в тюрьму 6 марта 1946 года, под крупными заголовками были опубликованы статьи о фултонской речи Уинстона Черчилля, содержавшей параграф о «железном занавесе». Да, старый британский лев находился в отставке, да, газеты переусердствовали в том, что касалось антисоветской направленности его выступления, но для Геринга, как и для других заключенных, любой намек на разногласия между Востоком и Западом был лучиком надежды и оправданием их дел постфактум. «Я ведь вам говорил, – смеялся Геринг, когда Гилберт составил ему компанию за обедом. – Вот увидите, что я окажусь прав. Снова возрождается старая политика поддержания равновесия между великими державами. […] Теперь Россия стала для них слишком могущественной, и им нужно опять найти ей противовес. Они это сделают».

Тем временем, после пяти месяцев ожидания, наступил момент выхода на сцену… Суд предварительно заслушал первых свидетелей защиты, начиная с генерала Боденшаца. Восьмого марта, отвечая на вопросы Штамера, этот самый преданный из всех преданных сподвижников Геринга заявил, что его шеф ничего не знал о подготовке «Хрустальной ночи», что он не только пытался препятствовать развязыванию войны в 1939 году, но и всегда был противником войны. Он помогал евреям всякий раз, когда это было в его силах, и даже вырвал из когтей гестапо бывшего летчика эскадрильи «Рихтгофен», еврея по национальности. Фюрер никогда не говорил с ними о концлагерях[694], продолжал Боденшац, ни он сам, ни рейхсмаршал не знали, что там происходило. Складывалась весьма благоприятная для обвиняемого Геринга картина. Однако когда свидетеля принялся опрашивать обвинитель от США Джексон, Боденшац начал испытывать затруднения с ответами, давать противоречивые показания, приблизительные свидетельства, признаваться в неведении. А главное, стало ясно: если Геринг старался освобождать людей из концентрационных лагерей, значит, он прекрасно знал, что там творилось…

Следующим свидетелем выступил бывший генерал-фельдмаршал Мильх. У него было много причин опорочить своего бывшего начальника, но он этого не сделал[695]. На вопрос Штамера «Какова была позиция Геринга в отношении войны?» он ответил: «По моему мнению, он был против войны». А когда его допрашивал Руденко, сообщил, что 22 мая 1941 года в Фельденштейне во время обсуждения с Герингом решения Гитлера напасть на Россию рейхсмаршал сказал ему, что пытался переубедить Гитлера, но это оказалось невозможно. Мильх также заявил, что его начальник ничего не знал об экспериментах над людьми в Дахау и что он резко воспротивился казни союзных летчиков. «После того, как их сбили, они стали нашими товарищами», – процитировал Мильх Геринга. Бывший генерал-фельдмаршал также подтвердил, что информация о концентрационных лагерях строго охранялась и что за ее разглашение грозила смертная казнь. Отвечая на четкий вопрос обвинителя Джексона, он заявил, что все, включая Геринга, боялись гестапо. Наконец, Мильх в своей признательности дошел до того, что заявил, что он «ничего не знал о коллекции произведений искусства Геринга». Хотя это было наглой ложью.