«Я понимаю, что за эти преступления весь немецкий народ обречен на проклятие. Но все это казалось настолько невероятным, в том числе и то немногое, что становилось известным нам, что нас не стоило труда убедить в том, что это — вражеская пропаганда. От нас эти подробности скрывали. Я бы никогда не подумал, что Гиммлер может пойти на такое. Он не походил на потенциального убийцу. Вы — психолог и должны понимать это лучше. У меня же никаких объяснений не находится».
Геринг лукавил, пытаясь убедить судей и Гильберта, будто не знал, что «окончательное решение» означало не полное истребление всех евреев на территории рейха и оккупированных территориях, а лишь их депортацию. Эти утверждения опровергаются элементарным здравым смыслом. Почему ни Геринг, ни Шпеер, ни Заукель, ни другие нацистские руководители, отвечавшие за экономику, ни разу не поинтересовались, нельзя ли как-то использовать миллионы «депортированных» евреев в интересах рейха? А не поинтересовались они потому, что знали: их уже нет в живых. Но признаться в непосредственной причастности к такого рода преступлениям было слишком стыдно перед лицом истории, вот Геринг и отрицал все в надежде, что благодаря его показаниям немцы в будущем будут думать о нем и о Гитлере лучше, чем они заслуживали на самом деле.
Однажды Геринг, указывая на сидевших на балконе офицеров-негров, поинтересовался у Гильберта, имеют ли они право отдавать приказы своим подчиненным-белым и разрешено ли им ездить вместе с белыми в общественном транспорте. Хотя рейхсмаршал неоднократно заявлял, что не одобрял расовой политики нацистов, сам он был явно не чужд расистских взглядов.
26 ноября обвинение огласило протокол совещания руководителей вермахта у Гитлера, проходившего 5 ноября 1937 года, на котором фюрер прямо заявил о необходимости завоевания Германией «жизненного пространства». В этом документе, фигурировавшем на процессе как «документ Хоссбаха» (по фамилии адъютанта Гитлера, его составившего), были зафиксированы следующие слова фюрера:
«Германской политике в своих расчетах приходится иметь дело с двумя ненавистными противниками: Англией и Францией, ибо могучий германский колосс в центре Европы для них — бельмо на глазу. Оба государства отвергают дальнейшее усиление Германии как в Европе, так и в заморских областях… В создании германских заморских военных баз оба государства видят угрозу своим морским коммуникациям и опасаются, что рост германской заморской торговли усилит позиции Германии в Европе…
Для улучшения нашего военно-политического положения целью № 1 для нас является одновременный разгром Чехии и Австрии, чтобы исключить угрозу с флангов при вероятном наступлении на Запад. При конфликте с Францией не следует рассчитывать, что Чехия объявит нам войну одновременно с французами. Если же мы проявим слабость, желание Чехии участвовать в войне возрастет, причем ее вступление в войну ознаменуется нападением на Силезию…»
Геринг заметил по поводу зачитанного:
«Все это чушь! А как же тогда быть с присоединением Техаса и Калифорнии к Америке? Это ведь тоже была самая настоящая захватническая война с целью расширения территории!»