Герман Геринг. Железный маршал

«Верно, — согласился Геринг. — Я думаю, если бы была возможность прожить жизнь заново, я бы не совершил некоторых ошибок. Впрочем, какая теперь разница? Тут уж о своей участи долго не порассуждаешь. Направлять колесо истории, вести политику с позиции силы и управлять экономикой — ох как нелегко! Логично предположить, что Англия мечтала столкнуть нас с Россией: это было на пользу Британской империи. Логично и то, что Россия, по той же самой причине, не имела ничего против того, чтобы мы увязли в войне с западными державами. Если бы у меня была возможность посидеть у камина со стаканчиком виски вместе с сэром Максуэллом-Файфом (британским обвинителем. — Б. С.) и откровенно с ним побеседовать, бьюсь об заклад, он сказал бы, что британцы всем сердцем желали, чтобы мы начали войну с Россией. Да, все именно так: силы истории, перенаселение — вот что определяет ход событий. И неважно, кто приходит к власти — все равно цепь неминуемых событий была и остается».

12 марта защита Геринга представила суду в качестве свидетелей фон Браухича, Пауля Кернера и Альберта Кессельринга. Когда доктор Латернзер, защищавший германский Генеральный штаб, спросил Кессельринга, может ли тот привести примеры нарушений международного права другой стороной, фельдмаршал ответил, что во время поездок на фронт сталкивался со многими примерами такого рода. Тут его прервал советский обвинитель Руденко:

«Я протестую против этого вопроса! С моей точки зрения, свидетели не имеют права делать какие-либо заявления по поводу нарушений союзниками международного права. Я думаю, этот вопрос должен быть снят».

После недолгой дискуссии вопрос действительно сняли.

13 марта еще до начала заседания Гильберт навестил Геринга в его камере. Рейхсмаршал подтвердил, что по-прежнему не признает юрисдикции трибунала, и процитировал слова Марии Стюарт о том, что ее может судить только суд пэров (вероятно, он имел в виду прусскую палату господ и себя как главу прусского правительства. — Б. С.). Гильберт возразил, что подобный суд был уместен в эпоху королей, но вопросы, затрагиваемые в Нюрнберге, вообще уводят нас к началу цивилизации. Геринг заявил в ответ:

«И все же, что бы у нас ни происходило, это ни в малейшей степени не должно касаться вас, американцев. Если погибло пять миллионов немцев, то с этим предстоит разбираться самим немцам. Наша государственная политика — наше суверенное право».

Этот аргумент американский психолог парировал:

«Если развязывание агрессивных войн и геноцид не являются преступлениями и ничьи интересы не затрагивают, тогда легко смириться и с уничтожением всей цивилизации на планете».

Геринг пожал плечами:

«В любом случае единственный раз в истории иностранный суд присвоил себе право судить деятелей суверенного государства».

Допрос Геринга начался 12 марта 1946 года после обеда и продолжался девять дней. Рейхсмаршал начал с того, что перечислил все свои награды. Он подробно остановился на своем знакомстве с Гитлером и на почти четвертьвековой истории национал-социалистического движения. Геринг рассказал о формировании штурмовых отрядов, о своем участии в мюнхенском путче 1923 года. Его память поражала. Он помнил мельчайшие подробности разговоров и совещаний, которые проходили много лет тому назад, и это произвело впечатление на публику. Даже недолюбливавший Геринга Шпеер признал, что в своем последнем сражении в Нюрнберге Геринг, хотя и лишенный своих многочисленных орденов и регалий, был великолепен.

Геринг отметил свою роль в создании в Пруссии концентрационных лагерей для коммунистов и социал-демократов. Он заявил, что стал инициатором ликвидации земельных парламентов, так как необходимо было поставить суверенитет рейха выше суверенитета земель. На такую химеру, как демократия и закон, Геринг внимания не обращал. Кстати, характерно, что за свои посты в Пруссии он нисколько не цеплялся.

Геринг не без гордости заявил:

«Влияние на Гитлера, если на него вообще можно было оказывать какое-либо влияние, имел только я, по крайней мере, до конца 1941 или начала 1942 года. Я не верю, чтобы кто-нибудь еще мог делать это».

Еще бывший рейхсмаршал утверждал:

«Если не суд, то германский народ я смогу убедить в том, что я все делал во благо рейха».

Вечером первого дня своего выступления на процессе Геринг не притронулся к ужину, а только закурил свою большую баварскую трубку. Он сообщил доктору Гильберту, что слишком взволнован и ему не до еды. Рейхсмаршал признался: