Герман Геринг. Железный маршал

Советский обвинитель не случайно поспешил свернуть дискуссию. Ведь слова Геринга насчет «малых стран», которые могут использовать «большие государства» для создания угрозы, почти дословно повторяли официальную советскую позицию в связи с оккупаций стран Прибалтики Красной армией и с советским нападением на Финляндию.

8 марта Боденшатц, выступая в качестве свидетеля, заявил, что прежде никогда не слышал о жестокостях, творимых в концлагерях, и что только в середине марта 1945 года, когда он заявил Герингу о своей отставке по болезни, тот впервые сообщил ему за обедом, что «очень много евреев погибло там (в концлагерях. — Б. С.) и что нам придется дорого заплатить за это. Тогда в первый раз я услышал о преступлениях против евреев».

Во время допроса самого Геринга Руденко не преминул воспользоваться этим красноречивым свидетельством:

«Руденко: 8 марта здесь, в судебном заседании, ваш свидетель Боденшатц заявил, что вы сказали ему в марте 1945 года, что много евреев убито и что за это придется дорого заплатить. Вы помните это показание вашего свидетеля?

Геринг: В такой форме, как оно теперь переведено, этого свидетельства я не помню вообще. Свидетель Боденшатц никогда не говорил этого подобным образом.

Руденко: А как говорил свидетель Боденшатц, вы помните?

Геринг: Он говорил, что, если война будет проиграна, это обойдется нам очень дорого.

Руденко: Убийства, которые вы совершали?

Геринг: Нет, вообще. И мы это сами увидели».

В данном случае очевидно, что советский обвинитель был совершенно прав и Боденшатц говорил именно то, что процитировал Руденко. Но в вопросе о холокосте Геринг отрицал свою осведомленность до последнего. Слишком уж постыдным перед историей было это преступление. А свидетельство Боденшатца полностью разрушало тезис рейхсмаршала о том, что когда он писал Гейдриху об «окончательном решении», то имел в виду только депортацию, а не истребление евреев. Получается, что Геринг прекрасно знал об истреблении евреев и понимал, что за это придется отвечать.

14 марта 1946 года Гильберт сообщил обвиняемым, что ночью скончался фельдмаршал Бломберг. Беседовавший в этот момент со своим адвокатом, Геринг, прервавшись на полуслове, заявил: «Мы все считаем, что потеряли человека чести», хотя в свое время именно он ничего не сделал для того, чтобы предотвратить унизительную отставку Бломберга.

Вновь заняв место на кафедре, Геринг попытался оправдать убийство Рема тем, что тот готовил путч и собирался убить фюрера и возглавить новую революцию, направленную против армии и офицерского корпуса, который глава штурмовиков считал реакционными. Рейхсмаршал настаивал и на необходимости исключения церкви из жизни государства, хотя и выразил сожаление, что некоторые священники потом оказались в концлагерях. Нюрнбергские законы, ограничивавшие права евреев, которые он подписал как президент рейхстага, Геринг оправдывал тем, что евреи были оппозиционно настроены по отношению к национал-социалистскому режиму.

Рейхсмаршал подчеркивал достижения гитлеровского правительства, относя к ним ликвидацию безработицы, перевооружение Германии и аншлюс Австрии. За эти действия Геринг готов был принять на себя всю полноту ответственности, особенно подчеркивая, что он один, как главнокомандующий люфтваффе и министр авиации, целиком ответствен за перевооружение, подготовку и моральный дух военно-воздушных сил.

За обедом Геринг спросил Гильберта:

«Ну как? Правда ведь, нельзя сказать, что я держался трусливо?»

«Но что будет, когда зайдет речь о захватнических войнах?» — поинтересовался Гильберт.

«Ну, по этому поводу мне тоже есть что сказать», — заверил доктора Геринг.

«А об ужасах и бесчинствах?» — не унимался Гильберт.

Геринг сник, но опять завел старую песню:

«Я не воспринимал всерьез всякие слухи и не считал нужным их проверять».

Подсудимые в целом положительно расценили выступление Геринга. Даже Шахт заявил, что Геринг все сказал верно, за исключением оправдания антисемитских законов. Дениц удивился тому, что Геринг, оказывается, может владеть собой, и поблагодарил рейхсмаршала за то, что тот явил «пример чести и достоинства» и сумел «пристыдить обвинение».

«Оно пристыжено моей цепкой памятью», — отозвался Геринг.

Фриче заявил, что Геринг очень точно описал историю первых лет существования НСДАП, а Ширах был взволнован его речью «до сердцебиения».