ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

Некоторые перемены в официальном статусе Оскара наметились лишь в 1931 году. Тому способствовало два фактора: ухудшение физического состояния маршала и, вследствие этого, рост его зависимости от сына и отчуждение от тех кругов, к которым он был близок всю жизнь. Осознав свои личные и политические проблемы, маршал всё чаще стал обращаться к сыну, чтобы поделиться своими тревогами. Оскар разделял горечь отца, оказавшегося в вынужденной изоляции, и, когда его давний друг Шлейхер объяснил, что этого быть не должно, стал на его сторону против Брюнинга. Сын хотел тем самым облегчить жизнь отца, который очень страдал, но не забывал он и о собственном положении. Настанет время, когда он больше не сможет жить в тени своего отца. Оскар боялся, что, когда это случится, он станет отверженным, от него отвернутся даже близкие друзья. В качестве единственного сына, носителя имени Гинденбурга и хранителя семейных традиций, он стал осторожно настраивать отца против Брюнинга и сотрудничества последнего с центристами и социалистами. К таким увещеваниям президент оказался в высшей степени чувствительным. И неудивительно, что именно Оскар отсоветовал ему санкционировать своим именем подавление СА и СС.

План по роспуску нацистских организаций был фактически навязан рейху рядом правительств германских государств, недовольных тактикой выжидания, принятой кабинетом Брюнинга по отношению к нацистам. Когда же стало очевидно, что нацисты готовились, в случае победы Гитлера, захватить власть силой, Пруссия, Бавария, Вюртемберг, Саксония и несколько мелких государств стали угрожать, что предпримут акции по подавлению СА и СС собственными силами, если правительство рейха не начнёт действовать. Получив этот ультиматум, Гренер решил, что престиж президента и правительства рейха требует немедленных действий. Для него это решение было отнюдь не лёгким, поскольку оно ставило крест на давно вынашиваемом им плане объединить СС и СА в поднадзорную рейху организацию, предназначенную для укрепления военного потенциала страны. После многомесячных проволочек время для такого шага, наконец, созрело. Гренер чувствовал, что имеет полное право проявить решительность, тем более что во время полицейских рейдов были обнаружены весьма тревожные директивы нацистов. Эти инструкции предписывали штурмовикам в Восточной Германии в случае нападения поляков не принимать участия в обороне страны, а воспользоваться этим поводом для захвата власти. То, что этот приказ был санкционирован им лично, фюрер самодовольно подтвердил в одной из своих речей. Он откровенно заявил, что не может вынуждать своих людей защищать коррумпированную «систему».

Объявление вне закона СА и СС должно было повлиять на планы обороны страны, поскольку они составлялись с расчётом на помощь со стороны этих подразделений в случае польского вторжения. Поэтому прежде, чем действовать, Гренер проконсультировался с представителями военного командования. Шлейхер и Хаммерштейн дали своё согласие сразу. Адмирал Редер, командовавший военно-морским флотом, высказал предложение, что, справедливости ради, стоит распустить и «Железный фронт», но Шлейхер вмешался и сказал, что этот вопрос не обсуждается. Что же касается СС и СА, Шлейхер дал своё согласие на немедленные действия.

Правда, уже на следующий день Шлейхер передумал. Он предложил Гренеру возложить бремя ответственности за роспуск этих подразделений на Гитлера, предъявив ему определённые требования. Если он их не исполнит, тогда будут основания для роспуска его отрядов. Что именно заставило Шлейхера передумать, не вполне ясно. Некоторые из его подчинённых утверждали, что он всегда был против насильственного подавления нацистов и какое-то время пытался найти основания для сближения с ними. Получив доказательства предательской деятельности нацистов, он, очевидно, отказался от этой надежды, но передумал, узнав, что запрет СА и СС вызовет бурю возмущения со стороны младших офицеров рейхсвера, многие из которых испытывали глубокие симпатии к нацизму. Компромисс, который он предлагал, должен был доказать сомневающимся, что запрет – это последнее средство, к которому нацисты вынудили правительство своим упрямством. Возможно, он также хотел выиграть время для будущих переговоров, которые могли пройти успешнее, учитывая угрозу запрета СС и СА. Как бы то ни было, Шлейхера одолевали тревожные мысли. У Гренера даже создалось впечатление, что генерал был близок к нервному срыву: временами он казался безумным.

В тот же вечер Гренер посетил Гинденбурга, чтобы представить свои планы президенту. Он добросовестно доложил и об альтернативном плане Шлейхера, но Гинденбург с ходу отверг его и выразил своё полное единодушие с Гренером. У Мейснера тоже не нашлось возражений.