Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Обретение твердой почвы и возможностей для общественного влияния отразилось в культуре католического барокко. Корни ее уходили в средиземноморский мир, прежде всего в Италию. В Германии же она получила особенное воплощение. Подчеркивание персональных добродетелей пастыря и идеи верного служения четвертой и последней Империи, было здесь характерной чертой. Триумфальные акценты, доминирующие в придворной манифестации прелатов, в убранстве католических храмов и в повседневной литургии содействовали уверенности в незыблемости церкви, умиротворяли паству, создавали гармонию, что было весьма важно в стране, только что начавшей мирную жизнь.

Прямым следствием сложной комбинации социальной и духовной роли католической церкви стала ее «аттрактивность», притягательность для общества, в том числе и для протестантской половины Империи. В противостоянии двух духовных миров, обретших формы сосуществования после 1648 г., мы замечаем постепенный перелом в пользу католицизма. Ярким образом подобные успехи католической церкви отразились на уровне прежде всего дворянской элиты: во второй половине века наблюдается мощная волна обращения в католицизм не только представителей низшего дворянства, но и целых княжеских династий лютеранской Германии. Конверсия саксонского курфюрста в 1697 г. и герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского в начале XVIII в. маркируют этот процесс. Приобщая вновь обращенных к своему лону, церковь тем самым содействовала укреплению имперских структур и имперского влияния. Представители высшего имперского дворянства, бывшие протестанты, теперь неизбежно оказывались под воздействием Вены. При всем том католическая церковь в целом сумела сохранить терпимость к религиозным меньшинствам в землях своего ареала. Редкие исключения, как например, изгнание протестантов из Берхтесгадена в 1731 г., не складывались в тенденцию и не влекли нового мощного накала религиозных противоречий.

Протестантские конфессии оказались в ином, более скромном положении. Как и в католическом ареале, в лютеранских и кальвинистских землях к 1648 г. еще не закончился процесс конфессионализации, так же как и для католицизма, для протестантских церквей Вестфальский мир создавал гарантии безопасности. Однако внутренний потенциал немецкого протестантизма оказался в значительной мере исчерпан к середине XVII в. Его социальные позиции были обеспечены в большинстве территорий уже давно созданными и даже успевшими застыть структурами церковной организации. Укомплектованные выходцами из городской среды, цротестанские церкви пребывали под патронажем княжеской власти с контрольными органами, возглавлявшимися дворянством. Буря военных лет, пронесшаяся по большинству евангелических и реформатских владений, побуждала к восстановлению сил, к реанимации угасшей церковной деятельности. Но здесь в отличие от католических земель, обладавших собственными институтами власти, протестантизм вынужден был всецело ориентироваться на помощь со стороны имперских сословий, будь то магистраты имперских городов, имперские князья или рыцари. В большинстве случаев мы имеем дело с совершенно придаточной ролью региональных церковных структур.

Лишенная административной самостоятельности, реформатская и лютеранская церковь обнаружила большую склонность к духовному движению. Тяжкая нужда войны обостряла в сознании протестантских наставников мысль об обретении божественной любви и помощи от вечного Создателя. Неустройство и бренность земного мира влекли размышления о конечном приюте у Христова престола. Следствием стала мистическая направленность немецкого лютеранства, обозначившаяся еще в предвоенные годы и нашедшая яркое воплощение в творчестве уроженца Лаузица Якоба Бёме (1575–1624). Идеи, изложенные в его главном труде «Аврора», являли причудливый компендиум средневековой немецкой мистики и лютеранской ортодоксии. В еще большей мере глубины откровения были явлены в знаменитых «Четырех книгах об истинном христианстве» ангальтского пастыря и выпускника хельмштедского университета Иоганна Арндта (1555–1622), окончившего свои дни генерал-суперинтендантом в Целле (герцогство Брауншвейг — Люнебург). Труд его сочетал идеи, а подчас и текстовые заимствования из средневековых мистиков, в том числе Иоганна Таулера и до конца не признанного ортодоксией Валентина Вайгеля (1533–1588), вызвал оживленные споры уже при жизни автора и выдержал до 1670 г. 64 издания на многих языках.