Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

В одной из своих ранних работ («Социальные последствия Реформации», 1983) он выделял три типа имперских князей, последовательно сменявших друг друга от начала Реформации: «Первое поколение реформационных князей демонстрировало склонность к религиозному подвижничеству — на обеих сторонах заметной становилась тенденция к формированию образа «молящегося князя», с которым контрастировал иной тип государя, как и до того, так и после, грубого, склонного скорее к охоте и военным лагерям. Этому последнему типу были неизменно свойственны независимые от вероисповедания черты. В конце века наблюдается возврат к подчеркнутому придворному лоску, с которым связывались специфические формы конфессионального менталитета» [23. S.442]. Если первое поколение, по мысли Ф. Пресса, было едино в своей социокультурной ипостаси, то во втором под влиянием конфессий намечается дифференциация прежде единого типа.

Позже, на примере вюртембергских, баденских и баварских государей Ф. Пресс попытался осуществить более широкую типологизацию. Он выделял:

1. Тип «молящегося князя» («Betefürsten») как прямое порождение реформационных потрясений. Этому типу присущи глубокая религиозность и желание подчинить свои правительственные акции требованиям догмы. Данный тип получил распространение в середине и во второй половине XVI в., носил «старонемецкие» патриархальные черты, и ярким представителем его был герцог Христофор Вюртембергский (1550–1568).

2. Тип князей кануна Тридцатилетней войны, которому Ф. Пресс не подобрал собирательного ярлыка. По его мнению, ярче всего он проступал в образе Максимилиана Баварского. Региональные отличия были весьма велики, но при всей разнице можно увидеть характерный для этого типа князей правительственный почерк: хлопоты по совершенствованию административной, прежде всего финансовой системы, желание создать эффективную военную машину ввиду надвигавшейся угрозы войны, забота о придворном блеске (меценатство, поощрение собирательства и т. д.). «Княжеский тип кануна Тридцатилетней войны был менее цельным, чем предшествовавший. К нему можно отнести разнообразные экспоненты, формировавшиеся, впрочем, единой основой: угрозой войны и экономическим кризисом. Именно благодаря этой основе возникали мощные импульсы, стоявшие уже в преддверии абсолютизма» [24. S. 129].

3. Князья — современники Тридцатилетней войны также, по мысли Ф. Пресса, не могут быть привязаны лишь к одному, характеризующему всех портрету. Ярко выраженные военные натуры («Kriegsfürsten») соседствовали с глубоко религиозными властителями, в лице которых возрождался образ «молящегося государя». Фигура Максимилиана Баварского последовательно демонстрировала умелое сочетание династических, религиозных и административных интересов. Но поколение властителей Тридцатилетней войны при всех весьма существенных отличиях между своими представителями стало предвестником нового типа государей второй половины XVII в. «Сколь различным было воздействие войны — особенно на послевоенное время, — столь же по-разному выступали отдельные князья, но столь же очевидной была основа этого поколения. Нужда и война уменьшали влияние сословий, усиливали прямое вмешательство княжеского авторитета, содействовали развитию армии и бюрократии… Война решительно содействовала формированию нового типа князей» [24. S. 130].

4. Во второй половине XVII в. начинает доминировать тип «первого поколенья абсолютных государей», озабоченных преимущественно залечиванием нанесенных войной ран и последовательным развитием тех возможностей княжеской власти, которые были созданы военным лихолетьем.

5. На смену ему на рубеже XVII и XVIII вв. приходит поколение князей «придворного абсолютизма». «В последней четверти XVII в. абсолютизм обнаруживал в немецких князьях свои самые выразительные формы — он знаменовал высшую точку автократического правления и придворного блеска» [24. S. 131].

Далее Ф. Пресс выделил еще три типа, доводя свое исследование до конца Старой Империи, что лежит уже за рамками нашего обзора. В основе типологизации лежала, таким образом, не столько социокультурная шкала, привязанная к конкретным персонажам, сколько более общие социально-политические и духовные критерии, менявшиеся от века Реформации до Наполеоновских войн. Причем различные княжеские типы сближаются у Ф. Пресса с различными поколениями территориальных властителей. Лишь в двух случаях — применимо к князьям второй половины XVI в. и времен расцвета абсолютизма — историк смог найти более или менее четкие определения. «Представляется, что с конца XVI в. и до начала XIX сменилось восемь фаз, причем лишь только религиозные князья конца XVI в. и придворные абсолютисты ок. 1700 г., в меньшей степени — просвещенные абсолютисты, маркировали единый тип князей» [24. S. 141].