Германия. В круговороте фашистской свастики

В Германии положение сложнее. На верхах социальной лестницы победоносный фашизм встречает сплоченную, мощно организованную крупную буржуазию с прочными традициями, опирающуюся на промышленность, первую в Европе. Рядом с нею — не менее сплоченное и доселе чрезвычайно влиятельное юнкерство: аристократия расы, обожествляемой расизмом. Тут же верхи рейхсвера, старая военная каста, тесно связанная с верхами индустрии и землевладения. Словом, цепкий правящий слой, устоявший в ублюдочной революции 18-го года и снова подобравшийся к государственному аппарату. Президент Гинденбург, национальный герой, живая легенда великой военной эпопеи и блистательных побед германской армии, — является в то же время органическим порождением, воплощением и орудием этой устоявшейся правящей элиты. Его монументальный авторитет не затемняется яркой, но все еще несколько нервической популярностью фашистского вождя — даже и в среде тех шумных масс, среди того блока недовольных и чающих движения воды, что хакенкрейц принимают за якорь спасения. И если в Италии «королю-нумизмату» не оставалось иного выхода, кроме послушного растворения в лучах славы всемогущего дуче, — то в Германии плебейский вождь застает наверху весьма плотный и реальный фронт. Сначала его там приняли как чужака, с расчетом, не лишенным брезгливости, и вежливостью, полной иронии. Теперь с ним вынуждены считаться уже более серьезно: ловкий разгром марксизма, ликвидация южных сепаратизмов, энергия в овладении аппаратом власти — это импонирует… но и наводит на размышления: что если вслед за этими мерами последуют другие, более сомнительные, — хотя бы частичная расплата по старым социальным векселям?.. Уже и сейчас есть симптомы, внушающие тревогу: помимо этого азартного, варварского антисемитизма, вредящего внешнеполитическим интересам Германии и роняющего ее достоинство, — эти авторитарные замашки маршалов Третьей империи, этот задор по адресу попутчиков и, наконец, явный курс на единовластие вождя! Что же будет дальше и может ли спать спокойно элита старого общества? Сохранит ли ее политическую и социальную супрематию крепнущий, ощутивший свою силу фашизм?

Ситуация исключительно сложна. Глубокие социально-политические антагонизмы, присущие Германии наших дней, с образованием правительства национальной концентрации, разумеется, ничуть не изжиты. «Великие дела не творятся коалициями», — писал Гитлер в своей книге. Торжественный фасад «правительства национальной революции» не должен вводить в заблуждение. Не говоря уже о том, что коалиция не объединяет собою всей страны и даже на последних, победоносных выборах собрала всего 52 % избирательных голосов, — внутри себя она таит непреодоленную расколотость фашизма и крупнобуржуазного блока. Не случайно слухи о внутрикабинетных трениях, о неизбежной отставке то того, то другого деятеля папеновского крыла не умолкают с первых дней новой эры. Но и этого мало. За этим основным противоречием кроются еще другие, в более отдаленном плане, могущем, однако, при благоприятных условиях довольно быстро приблизиться: антагонизм между аграриями и промышленниками (и, далее, внутри каждой из этих групп), с одной стороны, и внутрифашистские антагонизмы, обусловленные пестротою социальной базы движения — с другой. Если вдуматься в этот сложнейший клубок противоречивых интересов и устремлений, давящих своей тяжестью на правительство Гитлера — Папена — Гугенберга, легко понять, какие трудности лежат на его пути.

С самого рождения национал-социалистическая партия вмещала в себя как бы две души: плебейски-бунтарскую и буржуазно-консервативную. Двоедушие это исторически и социологически понятно: оно — результат двойственности и двусмысленности социальных позиций миттельштанда, сотканного из двух природ — хозяина и работника. Но в дальнейшем история потребует выбора пути, определения цели и курса: либо, действительно, общество труда, либо «тирания процента». Противоречива и сложна историческая роль фашизма, и судьба его еще неясна. Эпохи борются в нем, и сам он — воплощенная борьба эпох, конкретная диалектика кризиса. Противоречива и сложна роль Гитлера в «пробужденной» Германии. Вознесенный на вершину государственной власти низовою волной, он связан ответственными обещаниями и отягощен притязательными надеждами. Он начал с двадцатого века, но продолжает, кажется, восемнадцатым, даже шестнадцатым, лирикой старого Потсдама и дичью еврейских погромов: быть может, потому, что душа массы живет сразу в нескольких веках. На этой шаткой машине времени все же далеко не уедешь. Придется так или иначе возвращаться в двадцатый век. И тут — основная проблема немецкого фашизма: можно ли совместить гарцбургский фронт с курсом на массы? Как быть с министрами-юнкерами, министрами-капиталистами? Что делать с Папеном и его свитой. «За всеми ими, — еще недавно заявлял сам Гитлер, — победоносно возвышается финансовый капитал». Сегодня он этого уже не скажет. Ну а завтра?..