Германия. В круговороте фашистской свастики

В области экономической правительство, демонстративно высказавшись против «государственного социализма» и за неограниченную частную инициативу, разрабатывало программу, проведенную затем в порядке чрезвычайного президентского декрета от 4 сентября. Согласно этой программе, в интересах оживления производства, выпускаются особые «налоговые боны», которые государство обязуется принимать в уплату налогов будущего пятилетия и которыми уплатившие налоги промышленники могут финансировать свои предприятия и операции; «в целях сокращения безработицы» разрешается понижать уровень заработной платы; если, мол, таким образом удастся предоставить работу части безработных, а кризис начнет изживаться, должно произойти общее улучшение хозяйственной обстановки. Эта экономическая программа являлась по существу своему «спекуляцией на улучшение» в близком будущем мировой хозяйственной ситуации и в то же время своеобразной попыткой «навертывания конъюнктуры». Реально и сегодня она ложилась дополнительным бременем на плечи трудящихся. В широких массах она была встречена враждебно. В области аграрной политики правительство, всецело и всемерно охраняя интересы юнкеров, проводило жесткий аграрный протекционизм. При этом казна не останавливалась перед затратами и на прямые субсидии прогорающим прусским помещикам (Osthilfe). Правительственная пресса откровенно подчеркивала, что задачей кабинета является «реконсолидация буржуазного режима в Германии», санирование старых правящих классов.

Выборы 31 июля, дав гитлеровцам 230 мест в палате вместо прежних 107, все же не принесли им абсолютного большинства (37, а не 51 %). Результаты кампании были достаточно показательны. Страна послала в парламент отрицателей парламента по преимуществу: из 607 голосов 319 принадлежало право-левой «коалиции ненавистей» — гитлеровцам и коммунистам, открытым врагам Веймара. Средние партии неотвратимо таяли, зато фланги росли и крепли; на парламентских скамьях рассаживались легально депутаты гражданской войны. Правительство, поддерживаемое лишь националистами, не собрало в палате и полсотни голосов. «Покатый живот старика Гугенберга, — констатировал на митинге Геббельс, — малоустойчивая база для правительства, желающего жить и действовать».

Начались переговоры о составе правительства. Гитлеру предлагали войти в кабинет фон Папена: на этот случай ему был обещан пост вице-канцлера, а его политическим друзьям уделялось несколько не первосортных портфелей. Гитлер ответил требованием предоставить ему «всю полноту власти и ответственности»; иначе он перейдет в оппозицию. Его вдохновлял пример Муссолини. Но ему не хватало похода на Берлин. Президент «очень категорически», как заявляло официальное сообщение, отклонил его домогательства, заявив, что президентский кабинет не должен быть партийным; если же г. Гитлеру угодно перейти в оппозицию, то пусть он ведет ее «рыцарски», памятуя о благе фатерланда. На этом переговоры прервались, к удовлетворению Гинденбурга, в старомодной душе которого образ шумливого уличного вожака не вызывал никаких симпатий: «пока я президент, — будто бы объявил он своей свите, — этому ефрейтору не бывать канцлером». Его старым сердцем крепко овладел фон Папен, политик приятный во всех отношениях, и кабинет баронов оставался у власти в неприкосновенности.

Раздраженный и «разыгранный» вчерашними союзниками, фашистский вождь облачается в мантию парламентского легализма и начинает флирт с католическим центром на предмет совместной оппозиции правительству и создания парламентского большинства. Если в союзе с Гугенбергом он опрокидывал Брюнинга, то почему же теперь в союзе с Брюнингом не попытаться низложить олигархию Гугенберга-Папена? Таковы фигуры политической кадрили, которой тема — борьба за власть.