Гермоген

Гермоген взошёл в палату в окружении митрополитов, архиепископов и архимандритов, его встретил гул множества голосов. На сегодня он решил не прибегать к обычным усовещеваниям священной братии за то, что часто отлучаются от соборной церкви, не бывают в царских и всемирных соборах. Да и душа была не тем полна. Сегодня этим людям нужны примеры для подражания. Он открыл собор, как всегда сразу завладев вниманием собравшихся, и призвал всех в переживаемые ныне тяжёлые времена к подражанию случаям гражданской доблести, коими украсили себя наши добрые соотечественники.

   — Добрые вести шлёт нам Владимирская земля, и добрые дела там делаются...

Этими словами Гермоген начал повесть о подвиге владимирцев, подчёркивая при этом героическую роль протопопа. События развивались трагически. Владимирский воевода Вельяминов принял присягу Лжедимитрию и упорствовал в своей верности ему. Вооружённые владимирцы схватили его и повели в соборную церковь, чтобы он причастился, исповедался и приготовился к смерти. Соборный протопоп совершил над ним последние таинства, вывел к народу и сказал:

   — Вот враг Московского государства. Он упорствует в присяге ложному царю и хочет подвести нас под руку тушинского царика...

Владимирцы побили Вельяминова камнями и поцеловали крест царю Василию.

Рассказывая эту историю, Гермоген похвалил решение народа: люди хотели добиться от воеводы соборного покаяния, отречения от неправды, дабы восстановить мир на своей земле. Не так поступили в Костроме. Воеводу самозванца Дмитрия Мосальского лишили всякого покаяния, долго мучили, затем четвертовали и утопили в реке.

После этого рассказа Гермоген начал проповедь, по привычке останавливая взгляд на красивом добром лице архимандрита Старицкого монастыря Дионисия. Но что с ним такое? В его больших тёмных глазах сомнение, тревога, печаль. Гермоген внимательнее вгляделся в лица земских выборных и его поразило, что они дышали нетерпеливой злобой.

И вдруг раздался грубый зычный голос:

   — И какую правду, святой отец, нашёл ты в протопопе града Владимира? И кто дал ему волю казнить или миловать и нарекать врагом Московского государства?

Гермоген заметил, что при последних словах лица собравшихся в палате стали сумрачнее, словно бы каждый подумал: «А ну как и меня объявят врагом Московского государства?»

В поддержку Гермогена тотчас же выступил архимандрит Дионисий и стал говорить о правах святой церкви, но кто-то в левом ряду резко перебил его, адресуясь к Гермогену:

   — Или не ведомо тебе, патриарх, что владимирский протопоп совершил злодейство? Ныне его уличили, и он прислал покаянную грамоту.

   — Какая грамота? И где она? — властно спросил Гермоген.

   — У попа Харитона...

Поп Харитон был известным смутьяном, бегал к «Тушинскому вору», потом вернулся в Москву. Гермоген наложил на него епитимью, но Харитон снова исчез и вот объявился.

   — Привести сюда Харитона, пусть даст ответ собору.

Но посланные не возвратились. Со словами увещевания к собравшимся обратились архимандрит Дионисий и архиепископ Иоасаф, но их плохо слушали, перебивали. Начали раздаваться угрозы, Гермогена ругали потаковником царя Василия. Поняв, что под видом выборных лиц на собор пришли мятежники, Гермоген потребовал, чтоб они покинули Патриаршую палату. Злобные голоса на время затихли.

И вдруг дверь палаты широко распахнулась, и ворвались люди неведомо какого звания, но с наглыми манерами и угрожающими выкриками. Хуля патриарха, они кинулись к нему. Митрополиты, архиепископы и архимандриты тотчас же стали тесным кольцом вокруг него. Но двое казаков выхватили шашки, и Гермоген сам двинулся навстречу им, дабы избежать насилия и, не дай Бог, кровопролития.

27

Насилия, однако, избежать не удалось. Заговорщики потребовали, чтобы он шёл на Лобное место, и, когда он отказался, потащили его, грубо подталкивая сзади. Он упирался, а его трясли, обсыпая его песком, сором, приговаривая:

   — Вы нашего воеводу Вельяминова каменьями побили... О расплате-то вы не подумали. Мы вас, потаковников царя Василия, со света сживём...

Затащив Гермогена на Лобное место, заговорщик, одетый в кафтан с чужого плеча, объявил зычным голосом на всю площадь:

   — Царь Василий — блудник, нечестивый пьяница, человек непотребный и глупый, а это его потаковник патриарх Гермоген. Что станем с ним делать?

Мятежник ожидал, видимо, одобрения толпы, но услышал протестующие голоса:

   — Ты пошто насилие творишь над светлейшим?

   — Сам-от ты кто? Откель будешь? Эй, стрельцы! Свести его в приказ да хорошенько допросить!

Мятежник немного смутился, сказал уже несколько опавшим голосом:

   — Я вам о царе, блуднике нечестивом, веду речь... Его с престола ныне сводить станем...

   — Ты откель такой самовольник взялся? — раздались протестующие голоса.

   — Никакого пьянства и прочего неистовства мы за царём не ведаем...

На Лобное место выскочил ещё один мятежник, по виду из молодых детей боярских:

   — Слушайте меня! Царь сел на престол незаконно. Его потаковники посадили, без согласия всей земли...

   — Самоволом вскочил на царство, — поддержал второй мятежник.

Толпа зашумела, раздались протестующие голоса: