Гермоген

Между тем Москва снова оказалась в продовольственной блокаде. Ожидали помощи от воеводы Шереметева, но он неудачно расположил свою пехоту на равнине и был смят Лисовским. Битва была столь кровопролитной и беспорядочной, что и сам Шереметев, усилив смятение в своём войске, бежал к Владимиру.

Успехи самозванца, поражение Шереметева и, главное, опасность голода произвели уныние в Москве. Народ осаждал царский дворец с криками:

   — Хлеба! Открывай монастырские житницы!

   — Да здравствует «царь» тушинский!

Удивительно ли, что в Москве было много кривых толков о дерзком поступке Ляпунова. Дело было неслыханное: предложить именем России престол при живом царе. Это значило посеять смуту. И хотя Ляпунов был известен как шатун и коварник, знали, что он людям на смех объявил себя «царевичем Димитрием», а всё же худое слово прилипчиво, к тому же Ляпунов остался ненаказан.

Тяжко было на душе у Василия от этого разлада. Прежде он находил приют и понимание в семье брата. Дочери Малюты — Мария и Катерина — спасли род Шуйских от гнева Грозного. А ныне он прогнал от себя Дмитрия палкой. Мочи не стало от его досадных наветов. Как они станут встречать завтра племянника? Ужели вместо почестей предъявят ему упрёки?

Хуже всего, что и сам Василий был смущён в душе, хотя знал, что клевету сеяли трусливые негодяи. Корил племянника, но отнюдь не за властолюбие и двумыслие, как брат Дмитрий, а за горячку поспешности, проистекающую от недостатка внимания к сущему.

Поддержкой царю в это смутное время был патриарх Гермоген. Он и теперь сумел найти слова, смягчающие укоризну царя племяннику-воеводе. Порыв князя Михаила он объяснял душевной чистотой и соблюдением княжеского достоинства.

   — Князь молод. Он погорячился и поспешил в опальчивости и разорвал грамоту. Князь Михаил — человек чести. Государь, ты сподобился верному суду о себе самом. Или не стало это порукой твоего праведного суда о ближнем? Ты был снисходителен к Ляпунову-крамольнику. Помыслишь ли дурное о своём племени?

Царь Василий поднялся и ответил с твёрдостью:

   — Шуйские испокон века были надёжными поборателями за царство в дни бедствия. Да обличат беззаконных их беззакония!

   — Так, государь! Нам ведомо, сколь славен род Шуйских. И в Святом Писании сказано: «Нет доброго дерева, которое приносило бы худой плод».

13

12 марта был торжественный въезд в Москву воеводы Скопина-Шуйского вместе с войском Делагарди. Но если «немцев» Делагарди москвитяне встречали с холодной приветливостью, то перед воеводой Скопиным падали ниц, лили слёзы благодарности, называли «спасителем отечества», «родным благодетелем».

Впрочем, сам князь Михаил уклонялся от титула «спаситель отечества», смущался, когда его называли «отцом отечества». И после торжественного молебна истребовал указа царского на исполнение дел, кои считал первейшими: истребление Лжедимитрия, засевшего в Калуге, а за сим изгнание Сигизмунда из России.

Но Василий не спешил, полагая, что воеводе Михаилу и его войску надобен отдых. Это, казалось бы, разумное решение станет его ошибкой. Русским изменникам, клевретам Сигизмунда, было на руку затянувшееся пребывание воеводы в Москве. Они ожидали только удобного часа, чтобы исполнить повеление короля «истребить или прогнать князя Михаила». И хотя трудно было не заметить недоброго отношения некоторых царедворцев к молодому воеводе-герою, Василий не придал этому значения.

Первым заговорил с царём о своих тревожных предчувствиях Гермоген. Он сослался на слова шведского воеводы Делагарди, сказавшего, что Москва стала опаснее ратного поля, что медлить нельзя: Сигизмунд мыслит, что, заняв Смоленск, укрепит свои силы и двинется на Москву[68]. Царь ответил, что поход назначен со дня святого Георгия на день воеводы Саввы Стратилата. А перед тем воевода Скопин будет крестить сына у князя Воротынского, и будет по этому случаю пир. Пир задумал и князь Дмитрий: его жена Катерина — крестная мать, а князь Михаил — крестный отец.

Гермоген опустил голову. У царя была слабость к брату Дмитрию. Чего тот ни захочет, всё по его бывает...

Говорили потом, что мать князя Михаила, княгиня Елена Петровна, отговаривала сына от участия в пирах. Торопил с походом на поляков Делагарди. Но задуманному коварству суждено было свершиться. Князь Михаил был отравлен на пиру и вскоре скончался. Отравительницей молва называла куму крестную — княгиню Катерину Шуйскую.

14