Гермоген

Ближайшие события покажут, сколь необходима была предусмотрительность. Он видел, сколь ненадёжны были иные ополченцы. И поди тут разберись, кто друг, а кто супротивник. И паче всего опасался Минин, чтобы не доведались вороги об участии в деле ополчения патриарха Гермогена. Поручил вездесущему Роде Мосееву следить, дабы само имя святейшего не упоминалось всуе. И Родя строго выполнял сей наказ.

Вскоре обстоятельства столкнули его со стряпчим Иваном Биркиным, давним недругом Минина. Имя Биркина встречается в летописях Смутного времени, затем пропадает. Оно и понятно: стоячую жизнь этих людей всколыхнула смута, заразив надеждой на скорое богатство, чины и власть. Во всём остальном он был мирным и чёрствым человеком. Да и у многих в те годы всесветских бедствий отупевало чувство. Многие торопились заключиться в своём дому, точно в крепости, дабы не видеть горя и слёз. И Биркин ничего не хотел знать, кроме службы. Ополчение — иное дело. Участие в нём сулило власть и добычу. Велика ли была у таких людей забота об отечестве?! Впрочем, понять это можно было при одном взгляде на его сытое лицо и важную поступь.

Помня наставление Козьмы Захарыча присматривать за Биркиным, Родя Мосеев пуще всего следил, чтобы Биркин, сведавший о грамотах Гермогена в другие города, не стал говорить о влиянии святейшего на дела Нижегородского ополчения. Кругом сновали польские лазутчики. Не принесли бы в Москву худых для попавшего в беду патриарха вестей, не изгубили бы его поляки. Сам Родя был помощником стряпчего, и Биркин, посылая его в Москву по делам, строго и придирчиво допрашивал его, где он бывал.

На этот раз он взял его с собой в Казань по делам Казанского ополчения. Родя охотно согласился. От Казани — рукой подать — тот посад, где жила дочь Гермогена. Зная великую тяжбу святейшего о дочери, Родя надумал проведать её и передать отцовский поклон. Но дела не скоро отпустили его.

Неожиданно между Биркиным и татарским головою Лукьяном Мясным возникла ссора. Спорили, кому быть начальником. Мнения разделились. Чтобы одолеть соперника, Биркин стал искать союзника... в Гермогене.

— Святейший благословил на битву отцов нашего города. Им и быть в челе ополчения...

И вдруг выдвинулся вперёд Родя. Большеголовый, но худой и низкорослый (в чём только душа держится), он завертел головой, словно бодливый бычок, и начал:

   — Станем ли всуе упоминать имя святейшего? Великий он столп и твёрдый адамант. Не имея ни меча, ни шлема, ни воинов вооружённых, указует путь людям единым словом Божьим... Не бойтеся, рече, от убивающих тела. Души коснутися не могут...

Родя не ожидал поддержки. Ему бы токмо отвести от святейшего «вину», будто он призывает к оружию. Но вдруг отозвались многие голоса:

   — Воистину словом Божьим. Он молитвенные словеса от желанного сердца к Богу и Пречистой его Матери воссылает.

   — Пастырь добрый душу полагает за овцы...

   — Аще ему, господину, случится за слово Божье умерети — не умрёт, но жив будет вовеки...

   — И некому ему пособити ни в слове, ни в деле...

   — Препояшася оружием духовным, сиречь молитвою и постом... Да делами добрыми...

   — Аще ныне терпим, время длим — сами от себя за своё нерадение и за недерзновение погибнем!

   — Что стали? Что оплошали? Чего ожидаете и врагов на себя попущаете!

   — Злому кореню и змию даёте в землю укоренитися!

   — Али того ожидаете, чтобы сам тот великий столп святыми устами изрёк повеление на врага дерзнути и кровь пролитую воздвигнута?! — вставил свой голос Иван Биркин.

Но на него тотчас же закричали, особенно женщины:

   — Его ли то дело — повелевали на кровь?!

   — Ей-ей — такого от государя поущения не будет...

   — Но неже и сам он, государь, великого разума и смысла и мудрого ума, мыслит, чтоб не от него зачалося, а им бы добро сотворилося...

Тут снова выдвинулся вперёд Родя, дабы вставить нужное слово:

   — Своим бы крепким стоянием и молитвами к Богу, а вашим бы тщанием и ополчением и дерзновением на врага — аще и без его государева словесного повеления и ручного писания по своей правде дерзнёте на них, и там добро сотворите, а их, врагов, победите и царство от бед освободите. От него же — великое благословение на вас.

   — Так... Так! Буди по его святым молитвам!

   — Он — наш святитель. Ему единому — вера наша на избавление от губителей и волков!

Здесь было много старых людей, которые помнили Гермогена в бытность его казанским митрополитом и много рассказывали о нём молодым прихожанам. Восторг был всеобщим. О Биркине забыли.

Вскоре воевода Биркин сам о себе напомнит, затеяв новую ссору с татарским головою Лукьяном Мясным из-за власти, и ссора эта будет столь свирепой, что едва не приведёт к междоусобному бою. Но, к счастью, большинство ополченцев покинет Биркина, и он вернётся назад, оставив Пожарского.

8