Гермоген

Утомлённые мятежом, москвитяне долго ещё ликовали на улицах и в домах, торжествуя победу над самозванцем. Наконец затворились в домах, удивляя оставшихся в живых иноземцев забвением религиозного долга: колокола не звонили ни к обедне, ни к вечерне, храмы были затворены. И сама Москва казалась вымершей. Нигде не было слышно голоса человеческого. Было что-то пугающее в этой мёртвой тишине, наступившей после оглушительных набатных звонов, выстрелов и криков. Само спокойствие казалось сомнительным; на улицах лежали неубранные трупы.

Держава без царя что дом без хозяина.

10

На Лобном месте днём и вечером собиралась толпа, требуя избрать царём избавителя от злого еретика — князя Василия Шуйского. Князь отвечал на это:

   — Сначала изберём патриарха.

   — Ныне нужен царь, а не патриарх! — кричали в толпе.

   — Людей царского племени у нас нет, но есть Россия, — осторожно и мудро ответил Шуйский.

   — Волим избрать в цари великого князя Василия Ивановича! — требовала многотысячная толпа.

В те тревожные дни и был призван в Москву самый влиятельный среди русского духовенства, казанский митрополит Гермоген. Ко времени его приезда собрали освящённый собор с участием членов синклита. Собор соблаговолил вести митрополит Ростовский Филарет (по старшинству Ростовской епархии). С левой стороны возле него, у подножия патриарха, расположились князья Мстиславский, Шуйский, Голицын, Куракин, Буйносов-Ростовский и другие. С правой — иерархи, среди них и Гермоген.

   — Князь Василий Иванович, слышишь, как шумит народ на Соборной площади? Кричат твоё имя, хотят тебя в цари, — обратился к Шуйскому митрополит Филарет.

   — Я говорил и внове скажу: изберём патриарха, потом станем говорить о царстве.

   — Князь Василий дело говорит: изберём патриарха, — сказал князь Голицын.

Слова его были поддержаны одобрительным гулом. Меж собой князья и бояре уговорились избрать патриархом Филарета, а Филарет при избрании царя примет сторону князя Голицына. Так думали многие, зная, что Кошкины-Романовы были в дружбе с Голицыными. А князя Шуйского не любили за недружбу с поляками, за то, что держал старину и якшался с простолюдинами, что был истинно православным человеком.

Филарет некоторое время молчал. Он знал мысли князей и в душе был не прочь стать патриархом, но врождённая совестливость ставила его в затруднительное положение. Он понимал, что у Гермогена больше прав на патриаршество, чем у него, Филарета. Да и как выбирать в цари князя Голицына помимо князя Шуйского? У Шуйских и наследственных прав больше, и князь Василий более почитаем, как защитник веры и отечества. Пока он думал, как изречь верное слово, архиепископ Коломенский сказал:

   — Коли избирать вначале пастыря, то изберём его так: прежде надлежит назначить несколько особ, от жития и разума свидетельствованных, потом определить день и пост, сотворить бдение в церкви и молиться Богу, да даст нам и откроет пастыря. Бог милостивый моления нашего не презрит, нам пастыря даст и объявит. После чего избирайте царя...

Этот совет как будто бы многим пришёлся по душе. Но тут заговорил Гермоген:

   — Пока станем определять день и пост да творить бдение в церкви, хоть это и угодно Богу, да в державе тем временем начнутся раздоры, возьмёт силу погубительная смута... Оттого-то царь и нужнее ныне, чем патриарх. Достанет ли власти и силы у патриарха прекратить бунт? Мятежникам дай только повод...

И Гермоген напомнил случай, когда ещё при царе Феодоре разнёсся слух, что князь Богдан Бельский хочет побить бояр, изгубить Феодора, чтобы самому сесть на царство. Слух был нелепый и злонамеренный. Чернь взволновалась, подняла на бунт ратных людей. Зачинщики беспорядков рязанские дворяне Ляпуновы и Кикины подвигли ратных людей подкатить к Спасским воротам пушку, и те стали угрожать Кремлю. Чтобы унять бунт, царь обещал выслать Богдана Бельского в Нижний Новгород.

   — Кого из вас потребуют ныне смутьяны выдать головами? Или не слышно, что Ляпуновы и ныне смутьянят? — продолжал Гермоген.

   — Ты прав, митрополит Казанский, порядок в державе ныне важнее всего, — сказал князь Буйносов-Ростовский.

И тотчас же послышались голоса:

   — Худо для державного смотрительства, ежели бунтовщики силу возьмут...

   — Или забыли, как Захар Ляпунов проворовался? Посылал на Дон казакам и атаманам и зелье, и вино, и селитру, и свинец. Да много оружия и заповедных товаров. Царь Борис велел его за то в воровской тюрьме держать да кнутом сечь...

   — Дак Ляпуновы с рязанцами и на Земском соборе смутьянить станут, когда царя выбирать будем...

   — Али без рязанцев дело не сладится?

Поспорив немного, пришли к единому заключению избрать поначалу царя, а не патриарха, дабы державе урона не было.

Кто-то простодушно заметил:

   — Дак опять жеребьёвку кидать будем?

   — Про то решит собор. А собор освящённый и бояре да люди разных сословий постановили челобитье учинить, дабы на престоле Российского царства был князь Василий Иванович Шуйский, — произнёс Гермоген, и голос его прозвучал внушительно и твёрдо.

Никто более не возражал.

11