Герой

Джеймс не сомневался, что в таком случае они вели бы себя соответствующим образом и он не узнал бы истинного положения дел.

Они вышли на лужайку, и Джеймса представили двум полногрудым, пышущим здоровьем девицам, чуть запыхавшимся от игры. На них были белые теннисные костюмы, в знак траура они носили только черные галстуки. Девушки энергично пожали руку Джеймсу (следуя семейной традиции) и не знали, что сказать. Джеймс не поспешил им на помощь. В конце концов завязался разговор о погоде и очень пыльной дороге от Эшфорда до их дома.

Вскоре подошел вальяжный молодой человек, которого тоже представили Джеймсу. С девицами он был на дружеской ноге, они называли его Боббикинс.

– Давно ли вы вернулись? – спросил он. – Я служил в Имперском йоменском полку, но заболел лихорадкой, и меня отправили домой.

Джеймс, бывший солдат регулярной армии, ощутил неприязнь к этому добровольцу.

– Понимаю. И вас определили в пехоту?

– Да, и, признаться, пришлось нам несладко.

Он начал рассказывать о службе хорошо поставленным голосом и весьма довольный собой. Розовощекие девицы с восхищением смотрели на него. Джеймс насмешливо размышлял, не собирается ли этот молодой человек жениться на них обеих.

Разговор прервало появление мистера Ларчера, здоровяка с пышными бакенбардами, одетого с иголочки и учтивого. Он собирал цветы и преподнес букет супруге. Джеймс решил, что перед ним преуспевающий купец, который отошел от дел и стал деревенским джентльменом. Как видно, он уделял внимание воспитанию и образованию членам своей семьи, но сам остался очень простым. Мистер Ларчер сердечно приветствовал гостя и предложил показать ему свою новую оранжерею.

– Мой муж всем показывает новую оранжерею, – рассмеялась миссис Ларчер.

– Она самая большая в окрестностях Эшфорда! – с гордостью заявил этот достойный человек.

Джеймс, предположив, что тот хочет поговорить о сыне, согласился, но по пути мистер Ларчер указывал то на фруктовые деревья, то на голубей. Сообщил, что обожает наблюдать за птицами, а в оранжерее заставил Джеймса восхищаться орхидеями и пышностью адиантума.

– Как я понимаю, эти папоротники растут в Южной Африке под открытым небом? – спросил он.

– Думаю, там растет все, – ответил Джеймс.

О сыне речь даже не зашла, и вскоре они вернулись к остальным. Ларчеры оказались очень приятными в общении людьми, жизнерадостными и веселыми, может, излишне приземленными. Джеймс не понимал, зачем они приглашали его, если не хотели ничего слышать о трагической гибели сына. Неужели они так стремились забыть его, что любое упоминание о нем находили бестактным? Джеймс удивлялся, как Реджи вырос таким простым, искренним и обаятельным в подобном окружении. Претенциозность его близких граничила с полнейшей вульгарностью. Но, пока Джеймс осматривал оранжерею, гостям объяснили, кто он такой. Поэтому, когда Джеймс вернулся, гости смотрели на него с восхищением. У него это вызвало только улыбку.

Миссис Ларчер предложила Джеймсу поиграть в теннис, но он отказался, и она не знала, чем его занять. Когда ее младшая дочь слишком громко засмеялась в ответ на шутку имперского йомена, миссис Ларчер чуть нахмурилась и бросила быстрый взгляд на Джеймса. Но к ее облегчению, разговор принял общий характер, и вскоре Джеймс обсуждал с миссис Ларчер неделю крикета в Кентербери.

Наверное, ему не следовало удивляться радостному настроению семейства. После смерти Реджи прошло шесть месяцев, и они не могли оставаться в вечном трауре. Вполне естественно, что живые забывают мертвых, иначе жизнь стала бы невыносимой. И возможно, только из-за природной веселости Ларчеры смеялись и говорили громче, чем большинство людей. Джеймс видел, что семья эта крепкая, дружная и добрая, хоть и не отличается глубиной чувств. И если они не смирились со смертью сына и брата, то делали все возможное, чтобы поскорее забыть о нем. Очевидно, они поступали правильно, и казалось жестоким – слишком жестоким – требовать от людей, чтобы они никогда не вернулись к прежнему образу жизни.

– Думаю, мне пора, – наконец сказал Джеймс. – До Танбридж-Уэллса добираться на поезде очень неудобно.

Они убеждали Джеймса задержаться, но он понял, что им хотелось бы поскорее распрощаться с ним.

– Приезжайте к нам, когда мы будем одни, – сказала миссис Ларчер. – Нам очень хочется поговорить с вами.

– Весьма признателен за ваше предложение, – ответил Джеймс, но конкретная дата не была назначена.

Миссис Ларчер сопроводила его в гостиную, следом пришел и ее муж.

– Думаю, вам хотелось бы взять фотографию Реджи. – Она впервые упомянула погибшего сына, но голос ее не дрогнул, а лицо не выразило скорби.

– Возьму с благодарностью.

Джеймс размышлял, сказать ли им, что юноша очень ему понравился и он сожалеет о его безвременной смерти. Однако он сдержался, опасаясь бередить еще не затянувшиеся раны.

Миссис Ларчер нашла фотографию и протянула Джеймсу. Ее муж молчал.

– По-моему, это его лучшая фотография.

Пожав Джеймсу руку, она добавила:

– Мы очень благодарны вам, капитан Парсонс, за то, что вы сделали. И рады, что вас наградили крестом Виктории.