Герой

Но однажды Джеймс твердо сказал себе, что все эти мысли безумные и глупые. Он лелеет их только потому, что болен. Жизнь, в конце концов, самое дорогое, что есть в этом мире. И какая нелепость расставаться с ней, словно с надоевшей игрушкой. Он восстал против судьбы, навязанной ему. И решил приложить необходимые усилия, чтобы порвать ненавистные узы. Для этого нужно лишь немного храбрости, напряжения ума. От него требовали слишком большой жертвы… Но по возвращении в Примптон-Хаус неизбежность грядущего опять навалилась на него. В отчаянии Джеймс пожал плечами: сопротивление бесполезно.

Все вокруг угнетало его, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Словно что-то высасывало из него кровь, силу, затуманивало разум. Джеймс превращался в марионетку, действовавшую по чуждым ему принципам, автоматически и безвольно. Его отец сидел, как всегда, у камина в столовой, потому что только в самую жаркую погоду обходился без дополнительного источника тепла, читал газету, иногда вслух, комментировал. Мать, расположившись возле стола на стуле с прямой спинкой, вязала – всегда вязала. Они излучали спокойную удовлетворенность и мягкость, отчего казались податливыми, как воск, но в действительности их выковали из железа. Джеймс наконец-то узнал, как безжалостна их любовь, как жестоки они в своей нетерпимости. При этом отец более неумолим и беспощаден. Недовольство матери он еще мог стерпеть, но сама слабость отца становилась его смертоносным оружием. Отчаяние, тоска, полная зависимость от окружающих оборачивались настоящей тиранией. Джеймс напоминал птицу, бьющуюся в клетке, но прутьями этой клетки были любовь, доброта, слезы, молчаливая печаль, горькое разочарование и старость.

– Где Мэри? – спросил Джеймс.

– В саду, гуляет с дядей Уильямом.

– Они так хорошо ладят, – с улыбкой добавил полковник.

Джеймс посмотрел на отца и подумал, что никогда еще не видел его таким старым и слабым. Руки стали почти прозрачными; тонкие седые волосы, согнутые плечи создавали ощущение, что его жизненные силы на исходе.

– Ты рад, что свадьба так близка, папа? – спросил Джеймс, положив руку на плечо старика.

– Да.

– Тебе так не терпится от меня избавиться?

– «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут одна плоть»[27]. Мы проживем без тебя.

– Послушай, уж не любишь ли ты Мэри больше, чем меня?

Полковник не ответил, а миссис Парсонс рассмеялась.

– По-моему, твой отец без ума от Мэри. Он считает, что ты недостоин ее.

– Правда? И тем не менее, папа, ты хочешь, чтобы я женился на ней?

– Это желание моего сердца.

– Ты очень огорчился, когда мы расторгли помолвку?

– Не говори об этом. Теперь, когда все устроилось, Джейми, я могу сказать тебе, что предпочел бы увидеть тебя мертвым, чем нарушившим слово, данное Мэри.

Джеймс рассмеялся.

– А ты, мама? – весело спросил он.

Она промолчала, но пристально посмотрела на него.

– Что, и ты тоже? Ты тоже предпочла бы, чтобы я умер? Какие вы кровожадные!

Джеймс смеялся, говорил таким игривым тоном, поэтому им и в голову не пришло, что это не просто слова. Однако он почувствовал, как они, любящие, но непреклонные, подписали ему смертный приговор. С улыбкой на лице они широко распахнули ворота того Дома, и он, тоже улыбаясь, понял, что готов в них войти.

Тут появилась Мэри в сопровождении дяди Уильяма.

– Джейми, а вот и ты! – воскликнула она суровым металлическим голосом, который убеждал его в скудости ее души и самодовольстве. – Где ты был?

Она стояла у стола, выпрямившись, бескомпромиссная, уверенная в себе, подавляя всех своей безупречной добродетелью и железной волей. Она чувствовала, что способна наставить всех на путь истинный. К тому же Мэри только что дружелюбно, но строго отчитала дядю Уильяма за какой-то поступок, который не одобряла. Мэри уже сменила летний наряд на скромное саржевое платье, а поскольку день выдался дождливым, надела старую соломенную шляпу, которую носила и прошлой зимой. Она всегда донашивала старые вещи, чтобы использовать их по максимуму, а в день перед свадьбой великодушно раздать бедным.

– У меня красное лицо? – спросила Мэри. – Сегодня сильный ветер.

Такой неженственной, как сегодня, Джеймс не видел ее никогда. Физическое отвращение к ней, сначала ужасавшее его, теперь переросло в неуправляемую ненависть. Джеймса раздражало и выводило из себя все, что делала Мэри. И он удивлялся, что она не замечает его ненависти, когда он смотрит на нее, отвечая на вопрос.

«О нет, – сказал он себе, – я скорее застрелюсь, чем женюсь на тебе».