Я так рада, что Вы уже обустроились в Вашем новом доме в Бате, и премного благодарна за приглашение посетить Вас. Я обожаю Бат: там такие милые люди и можно встретить друзей, с которыми не виделся сто лет. Так приятно отметить, как они постарели! Не знаю, удастся ли нам принять Ваше доброе приглашение, но, признаться, с радостью сменила бы обстановку после тех ужасных событий, что произошли здесь. Всю зиму я не находила себе места, у меня даже случилось несколько приступов ревматизма, чего никогда не бывало раньше.
Я уже писала Вам о внезапной и загадочной смерти бедного Джеймса Парсонса за две недели до свадьбы с моей дорогой Мэри. Он случайно застрелился, когда чистил ружье, – во всяком случае, все думают, что произошел несчастный случай. Но уверена, это не так. С тех пор как произошел этот кошмар – шестью месяцами раньше, – меня мучает совесть, а тогда я и спать не могла. Какие ужасные страдания выпали на мою долю! Вас удивят произошедшие со мной перемены; я начинаю выглядеть, как старая женщина. Говорю это вам под строгим секретом. Уверена, он покончил с собой. Он признался, что любил меня, Чарлз. Разумеется, я говорила ему, что гожусь ему в матери, но любовь слепа. И думая о трагической смерти бедного Олджи Тернера, который из-за меня отравился в Индии, я не знаю, удастся ли мне простить себя. Я никогда не давала Джеймсу ни малейшего повода, а когда он признался мне в любви, так изумилась, что едва не лишилась чувств. Убеждена, он застрелился, стремясь избежать брака с женщиной, которую не любил, но еще и потому, что она – моя дочь. Представляете ли Вы себе, что я чувствовала! Конечно же, я ни слова не сказала Реджинальду, который из-за подагры с каждым днем становится все более раздражительным, или кому-то еще. Так что правды никто не знает.