Герой

— Ты, что, с другой планеты, ты разве не слышал, как его можно любить? — Михаил говорил ровно и тихо.

— Не-а, — Давид откинулся на спинку стула. — А расскажи.

— Ладно, давай, о чём ни будь другом поговорим. — Михаил снова наполнил рюмки.

— Э, нет, — Давид уже вяло ворочал языком, — раз начал, так колись. Вот, посмотри, ты осуждаешь меня, что я посмотрел на официантку таким взглядом. А, может, я испытал к ней любовь. Но, — Давид был пьян, словно опорожнил бутылку в одно лицо, — это было на секундочку, я ведь люблю другую. Вот женщина, — Давид вычертил неловким движением рук, подобие женского тела, — это же красота, секс, так сказать, а твой порошок… фу! — он брезгливо поморщился.

— Ты уже надрался, тебе хватит, больше не пей, — Михаил поднёс рюмку к губам, — на вот, — другой рукой он достал из кармана пару таблеток, — выпей. Протрезвит, — и взглядом указал на содержимое раскрытой ладони.

— Ты, хочешь сказать, я пьян? Ладно, я пьян, — заплетающимся языком говорил Додик, — и выпью таблетки, но ты, всё-таки расскажи. — Он неловким движением положил таблетки в рот и запил соком.

Михаил долго курил сигарету и смотрел на Давида, потом достал вторую, третью и молча пускал дым. Давид сидел на стуле, откинувшись на спинку, и чувствовал, как голова проясняется. Не так, что бы уж совсем она стала трезвой, но ушла тяжесть отупения, свежее стало. Странно, что это со мной такое, то пьян, то вдруг трезв, размышлял Додик.

— Что это было, — наконец, спросил он.

— Таблетки R-112, — ответил Михаил, затушив окурок.

— Какие?

— Да, не переживай, они просто выводят из состояния опьянения.

— Ага, что-то я о таких не слышал.

— А их ещё и нет в широком употреблении.

— А почему тогда они есть в узком?

— Да, у меня есть два дружка, один хакер, другой химик. Вот один в Интернете откопал формулу, из какой-то американской лаборатории, где идут эксперименты на эту тему, а другой собрал такую таблетку. Как видишь, всё просто.

— Ну и что, — Давид хлопал глазами, — а это не опасно?

— Не знаю, — пожал плечами Михаил, — я же говорю, опыты ещё только идут.

— И ты даёшь мне эту гадость?!

— Ладно, угомонись, расслабься. Всё будет о-кей. Так ты до сих пор хочешь узнать, как можно любить героин?

Давид злился:

— Что за фигня, что ты стрелки переводишь! И вообще, я вас, наркоманов на дух не переношу! Да вы все ничтожества и безвольные людишки! То же мне, любовь!

— Да, что ты орёшь, — успокаивал его Михаил, — ну если ты напился, я, чем виноват. Если бы ты не надрался так, я бы не стал давать тебе эти таблетки.

Его доводы были неоспоримы. Давид чувствовал себя муторно, как в душе, та и в желудке.:

— Ладно, извини.

— Ладно. Тем более, это был обыкновенный метадоксил — таблетки, устраняющие токсическое действие алкоголя.

С минуту оба молчали. Михаил снова курил и разглядывал кольца дыма, а Давид уставившись в стол, словно провинившийся школьник в парту, ругал себя за своё нелепое поведение.

— Вот ты дрочил в детстве? — спросил Мишка.

— Не, понял. — Давид поднял на него, вновь округлившиеся глаза.

— Я спросил, ты дрочил в детстве? — повторил Михаил.

Времени обдумать вопрос, конечно, не было. И как всегда в подобных ситуациях, ничего не остаётся, как говорить правду.

— Ну, — он мялся, — а кто этого не делал?

Михаил улыбался, ему нравилось, что он поймал Давида врасплох.

— Наверняка, ругал себя за это, каждый раз давал себе слово, что никогда не повторишь подобного. А на самом деле, шаловливые руки всё тянулись и тянулись к маленькому пенису.

— Да пошёл ты! — громко сказал Давид, выпятив нижнюю губу. Он вскочил из-за стола и сделал вид, что уходит. Всё-таки протрезветь ему так и не удалось. Его качало, а движения были резкими и неуклюжими.

Все присутствующие обернулись. Бармен из-за стойки вопросительно посмотрел на Михаила. Тот, встретившись с ним взглядом, едва приподнял брови.

— Ладно, ладно, успокойся, — сказал он Давиду, выставляя вперёд ладони, — сядь, всё нормально, сейчас я тебе всё объясню.

Давид нехотя сел на стул. Сделал вид, что нехотя. Капризы и обиды — это треть его повседневности. Ненастоящие они. Спектакль одного актёра.

— Ты же спрашивал меня о любви к наркотику, — вполголоса продолжал он, — так вот, я тебе и хотел объяснить. Это то же самое, о чем я тебя пытал, только в тысячу раз сильнее.

— А, вот ты о чём, — Давид попытался выжать из себя улыбку.

Да, это действительно сильнее, думал сейчас он, вспоминая происходящее. И не только потому, что ломает, даже не столько поэтому. «Ну и идиотское же сравнение он придумал!» — возмутился Додик.

Идиотское… Он часто в жизни чувствовал себя идиотом. Глупым, безобразным чудовищем. Маленьким, не причиняющим никому большого вреда, и от этого ещё более безобразным. Но, иногда, он совершал и крупные гадости.

В десятом классе, у его тогдашнего очередного товарища Олежки, которого все, даже учителя, называли именно так, была собака по кличке Дуся. Давида всегда возмущало её имя. Он считал, что так нельзя назвать даже аквариумную рыбку, иначе, та обидится и утонет.