Герой

— Ну, ведь, не новый год, точно, — Давид сам улыбнулся своей шутке.

— И не новый год.

Тут подошла официантка и принесла поднос, улыбаясь, она поставила его на стол. Девушка была красива, и не той кукольной красотой, которая хороша лишь для рекламы нижнего белья, а каким-то легким блеском в глазах, приятной, человеческой улыбкой, пшеничными волосами, аккуратно убранными в хвост.

У неё были необычные зрачки. Давид читал когда-то, что первое, что нам бросается в глаза, это зрачки человека. И чем шире зрачок, тем интереснее, сексуальнее для нас выглядит объект. У официантки были такие зрачки. От них, где-то под ложечкой, щекотала приятная прохлада.

Лиза, именно так было написано у неё на бейдже, прикреплённой к лацкану клетчатого пиджака, поставила поднос на стол.

На нём была запотевшая бутылка водки. На двух тарелках, раскинув большие клешни, лежали красные раки. Черные бусины их глаз, казалось, внимательно изучали, расположившиеся тут же, блестящие, баклажанного цвета, маслины.

Ещё была тарелка, на которой лежали, украшенные зеленью, бутерброды, нарезанные булочки были намазаны наполовину красной, наполовину чёрной икрой. В середине, лимон, нарезанный кружочками, образовал некое подобие жёлтой розы.

Под неодобрительным взглядом Давида, всё это, вместе с двумя стопками из красивого матового стекла, двумя высокими стаканами и апельсиновым соком в таком же стеклянном кувшинчике, с помощью ловких рук Лизы, перекочевало на стол.

Не обращая на него внимания, Михаил поблагодарил девушку, и добавил:

— Твои чаевые получишь у бармена.

Это было сказано таким тоном, что Давид поморщился. С такой девушкой нельзя быть грубым. Лиза, сладко улыбнувшись, ушла, а Давид вопросительно посмотрел на Михаила.

— Я же говорю тебе, у меня сегодня праздник, — ответил тот на немой вопрос.

— Но я не хочу пить, — Давид ожидал, что сейчас последуют уговоры. Ему не нравилось, если его начинали упрашивать, потом всё это переходило в обиду, и в конце концов, всё равно приходилось употреблять алкоголь.

— А мы и не будем пить, — спокойно ответил Михаил, откупоривая бутылку, — мы будем выпивать, — он налил полные стопки. — Причем, первый тост за дам, — он ехидно улыбнулся и кивнул в сторону бара, — она ведь тебе очень понравилась?

— У меня есть девушка, — Давиду было неловко, словно его заметили за актом мастурбации.

— Ну, ладно, ладно, не обижайся, — он поднял стопку, — выпьем за твою Машу, и вообще за всех женщин.

Давиду нужно было загладить вину за свой откровенный взгляд в сторону Лизы.

— Выпьем, — он поднял стопку и чокнулся с Михаилом.

Раздался глухой звук. Михаил, улыбнувшись, поднёс стопку ко рту и выпил её содержимое. Всё так же улыбаясь, он медленно поставил её на стол и кивнул Давиду:

— Пей, чего смотришь?

— Да, я так не умею, я всегда эту дрянь употребляю маленькими глоточками, — словно извиняясь, проговорил Давид.

— Давай, давай, — Михаил подмигнул.

Давид, морщась, стал глотать содержимое рюмки. Водка, обжигая, растекалась во рту. Он подумал о выпитом пиве, и о том, что «ерш» — не лучший способ получить удовольствие. Выпив, он быстро налил сок в стакан и такими же маленькими глотками, долго поглощал немного горьковатый апельсиновый сок.

— Натуральный, — вытер он рукавом рот.

— Да, натуральный, да и на водку зря грешишь, хорошая вещь, — Михаил вновь взял бутылку и наполнил рюмки.

— Не, не, не, я не буду, — замахал руками Давид.

— Да, ты закусывай, вон, бери бутерброды, — Михаил наполнил стопки.

Давид ощутил, как приятное тепло растекается под ложечкой. Оно распространилось сначала от середины вправо, потом влево, сначала очагово, словно масляные пятна, постепенно растекающиеся по воде, затем широкой мощной волной, заполнило весь верх живота.

В голову ударило приятное кружение. Не то чтобы, карусель завертелась перед глазами, нет, это словно окружающее чуть накренилось в сторону Давида, готовясь выполнить любую его просьбу. От того на душе стало веселее. Он уже не чувствовал какой-то угрозы от Михаила. Теперь тот казался ему старым заботливым другом.

— Ну, что, между первой и второй, промежутка нет совсем?

Михаил поднял стопку.

— Подожди, подожди, дай чего ни будь в рот бросить, — Давид потянулся за бутербродом.

— Ну вот, и хорошо, — крякнул Михаил, — а то всё сидишь как в гостях.

Давид улыбнулся, положив в рот съестное, снова выпил.

— Какой же у тебя праздник, — спросил он, чувствуя, как, реагируя на алкоголь, всё ленивее ворочается язык.

— Праздник? Ах, да, праздник. Праздник у меня самый, что ни на есть. — Михаил многозначительно жевал бутерброд. — Вот уже семь месяцев, как я не колюсь.

— Это праздник? — Давид с сомнением посмотрел на собеседника. — И что, что не колешься? Тоже мне событие.

Давид не уловил яркого злого блеска, на секунду появившегося в глазах Михаила.

Затем, тот снова принял прежнее выражение лица и, улыбаясь, проговорил:

— О-о, кто не любил, тот не поймет, как говаривал мой отчим алкоголик.

— Любил, тоже мне сравнение, ха! — Давид был немного пьян и расторможен. — Разве это можно сравнивать. Любить можно женщину, а наркотик?..