Герой

— Мне просто было очень одиноко, и я решила тебе позвонить, — сказала Лиза.

— Я рад твоему звонку, но знаешь, ты в тот вечер так быстро ушла, что я подумал, не совершил ли тогда какой глупости.

— Что ты имеешь в виду, — валяла дурака Лиза.

Давид мялся у телефонного аппарата:

— Ну, тогда вечером.

— А что тогда произошло? — продолжала она, выбранную несколько мгновений назад тактику.

Давид молчал. Он услышал смех в трубке и подумал, уж не издевается ли она над ним.

— Извини, — вовремя одумалась девушка, — знаешь, я звоню, чтобы пригласить тебя ко мне домой. Мне сегодня так тоскливо.

Этого Давид, конечно, хотел, но не ожидал. Сейчас его начала мучить совесть, которая ритмично, и от этого ещё более болезненно, грызла его мозги, лязгая зубами: «Маша, Маша, Маша».

— Но, я сегодня не могу, — выдавил он, страстно желая сказать обратное, и в то же время, слабо надеясь, никогда больше не встречаться с Лизой.

— Ах, да, я забыла, у тебя же есть Маша, — её имя она произнесла с пренебрежением.

Молодой человек почувствовал что-то похожее на стыд, из-за того, что у него, действительно есть Маша.

— Ладно, пока, у меня сегодня выходной, я буду сидеть одна на кухне, и пить шампанское, пытаясь развеселиться.

— Ну, подожди, — Давид снова захлебнулся в набегающей по спине волне душевного кипятка, — давай поговорим.

— Что с тобой разговаривать, ты ведь человек занятой, — съязвила девушка, — пока.

— Эй, эй, эй, подожди, подожди, ну зачем ты так. — В эту минуту, Давид, уже знал, что сейчас рванёт к ней. — Скажи адрес.

— А, как же Маша?

— Перестань! — оборвал он, и тут же подумал, не слишком ли грубо он себя ведёт. — Говори, я записываю, — он судорожно схватил карандаш, и стал быстро записывать в блокнот. — Скоро буду, — сказал он и повесил трубку.

— Ты куда? — Спросила мать, видя, как Додик, поспешно одевается. — Разве это Маша звонила?

— А ты разве подслушивала? — огрызнулся Давид.

— Сынок, ну а Маша, если позвонит, что я ей скажу? — Она вышла ему навстречу.

— Ну, — помялся Додик, — скажи что… скажи, что я напился и сплю как мёртвый.

— В три часа дня! — возмутилась мать. — Она же не поверит!

— Скажи так, что бы поверила, — Давид натягивал туфли.

— Но сынок, разве так можно, разве она заслужила такого обращения?!

— Какого, мама? Мне позвонил товарищ, нам надо подготовиться к коллоквиуму.

— Раньше, ты готовился с ней.

— Я и сейчас с ней готовлюсь, мама, просто мне надо помочь человеку.

Мать подозрительно посмотрела на него.

— Ну, я ей так и скажу.

— Скажи и сделай меня несчастным.

— Давид, ты бессовестный человек, мне стыдно за тебя!

— Мама, — он чмокнул её в щёку, — я ушёл к товарищу, буду часов в одиннадцать.

Мать развела руками, а он выбежал и даже не захлопнул за собой дверь.

Давид бежал к метро, подгоняемый миллиардами молекул тестостерона. В какие-то, моменты он думал о Маше, но чем короче становилась дорога к заветному адресу, тем реже он допускал в себя такие мысли.

У него, вообще, была удивительная способность, абстрагироваться от угрызений совести. Это не значит, что он был совсем уж бесстыдным человеком, но когда мораль с нравственностью, ну очень сильно, припирали его к стенке, он умел вдруг, совсем перестать замечать их.

Помогало.

Вот и сейчас, он возбуждал себя мыслями, что обнимет Лизу. И это будет не в пьяном угаре, как в прошлый раз, словно во сне, а наяву. Он думал о том, как обнимет её, будет целовать и нежится в сексуальных лучах её тела.

Она была его второй женщиной и первой изменой. Первым, ещё не прочувствованным ударом совести, казавшимся сейчас таким сладким и заманчивым. Второй взрослой любовью, с возбуждающим запахом потных от сладострастия тел, оргазмом и первой сигаретой в постели.

Она встретила его в легком халатике.

— А где цветы, — серьёзно спросила она на пороге.

Этого в планах Давида не было.

— Ты что сюда, потрахаться пришёл?! — тут её серьёзная мина улетучилась, она схватила Давида за шиворот и, целуя, втащила в комнату.

Грубые слова, вроде «потрахаться», срываясь с её миленьких губ, были, как волшебная музыка или, как виагра. Сейчас не было никакой разницы. Сейчас для Додика, на Земле существовала только эта святая троица: Лиза, Давид и тестостерон. А слова…

О, а что она вытворяла в постели!

Через четыре часа, он лежал голый, затылком на её коленях. Под ними был старый, скрипучий, потрепанный диван.

— Боже, это класс! — сказал он, целуя её ногу.

— Да, — согласилась она, — шпанская мушка — это здорово.

— Не понял!

— Чего тут непонятного? Шпанская мушка, как шпанская мушка. Ты же сам говоришь, классный секс.

— Вы, что, сговорились кормить меня всякой гадостью.

— Это не гадость, это средство для возбуждения, и потом не кормить, а поить. Я капнула тебе немного в шампанское. Почему бы нет, это же здорово, сам сказал.

— Я сказал про секс, а не про мушку.

— Да, ты что, обиделся? — улыбнулась Лиза. — Всё цивилизованное человечество пользуется такими штуками.

— Значит, я к нему не отношусь, к твоему цивилизованному человечеству — Давид поднялся и сел рядом с ней.

— Ну, перестань, — она погладила его по лицу.