Герой

Конечно же, Давид не пришёл в школу первого сентября, как его сверстники. Точнее пошёл, но лишь на будущий год. В первый класс, в первый раз. После этого случая он около года лечился у психиатров и логопедов, исправляя заикание и, пытаясь избавиться, от ночного недержания мочи.

— Мама, — прошептал Давид, глядя на краешек солнечного диска. Пора заканчивать, — подумал он и вновь посмотрел на наполненный шприц.

В памяти всплыл человек, который дал впервые попробовать порох. Это был сокурсник по юрфаку Мишка. Познакомились они в курилке. Прислонившись спиной к стене, Давид потягивал лёгкий «Bond», когда в задымленное помещение вошёл долговязый парнишка. Додику сразу бросился в глаза огромный размер его обуви, который не соответствовал даже такому длинному росту.

— Дай зажигалку, — почти потребовал от Давида незнакомец…

Додик часто, в последствии раздумывал над вопросом: «А если бы тогда не произошло встречи, если бы тогда ему не нужна была зажигалка? Ведь всё могло, было быть иначе…»

Давид протянул «Крикет». Парень нетерпеливо выхватил её из рук.

— Отдам сейчас, — бросил он и закрылся в кабинке.

Давид уже докурил, но незнакомец не думал появляться. И не то, что было жалко зажигалки, а просто, чувствовался внутри, какой-то дискомфорт оттого, что кто-то может вот так, просто, взять твою вещь и не задумываться о её возвращении.

— Эй, — крикнул он, — ты не хочешь мне что-то вернуть?

Никто не ответил. Давид забеспокоился. Он подошёл к кабинке, в которую ранее вошёл похититель зажигалок и отрывисто постучал.

Тишина.

Естественно, Додик повторил попытку. Затем дёрнул за ручку. Дверь не поддалась с первого раза. Он дёрнул сильнее и увидел незнакомца лежащим на полу, около унитаза.

Рукав пиджака на левой руке был закатан. Рядом валялся инсулиновый шприц. Почему-то в унитазе лежала закопченная ложка. Здесь и там, были узкие, в одну каплю, дорожки крови.

Когда-то давно Давид знал брата своей матери, своего дядьку, который страдал сахарным диабетом и впал в кому от того, что не ввёл себе вовремя инсулин. Давид решил, что здесь случилось нечто подобное. Не обратил он тогда внимания ни на кровь, ни на ложку.

Додик не стушевался и быстро вытащил незнакомца в проход. Расстегнув на нём рубашку, послушал ухом сердце, и стал делать искусственное дыхание, так, как однажды видел по телеку. Ничего другого ему не пришло в голову.

К счастью, через несколько минут, в туалет вошёл ещё один грызун научного гранита. Увидев такую баеду, сразу рванул за помощью. В тот раз, Давид навалял в штаны.

Когда приехала скорая, докторюги в синих костюмах всё твердили о несметных полчищах гадких наркоманов, которые не дают им спокойно работать. И достало их раза по три на день, вытаскивать какого ни будь «перевернувшегося» кощея с того света.

По этому поводу Давида, истаскали к декану, грозились выгнать из института, выясняли, как долго знаком он с любителем закопченных ложек и не верили ни единому его слову. Пришлось даже посетить наркологический кабинет и сдать тест на наркотики — пописав в баночку в присутствии молоденькой симпатичной медсестры.

Но всё обошлось. А незнакомца Давид в университете больше не видел. Он не знал, что расположение звёзд относительно Млечного пути, столкнёт их через полгода.

О случившемся, Давид рассказал своей подружке Маше. В то время она была единственным человечком, который верил в непогрешимость Додика. Таскалась вместе с ним в больницу, ожидала его возле дверей кабинетов администрации университета, вытирала ему сопли.

Парниша тогда был напуган и бледен. Он на чём свет, клял себя за то, что дёрнулся помогать человеку из сортира, хотя понимал, что просто свинтить оттуда бы не смог. А, вот теперь же над ним висела реальная угроза вылететь из ВУЗа.

Ещё не подсев на иглу, Додик уже страдал от наркотиков — полная жопа.

Маша была его ангелом хранителем. Казалось, она на это время переехала к ним с матерью на постоянное место жительства.

Давид видел её последней, перед тем, как заснуть и первой, когда открывал глаза утром. При этом она всегда ночевала у себя дома.

Иногда, Давид раздумывал, что же она впаривала своим предкам, объясняя своё поведение. Немножко переживал за девушку. Но недолго.

Он отгонял треволнения от себя, боясь, что совесть прикажет отказаться от поддержки подруги, или принимать её в меньшем количестве, чего в настоящее время ему не хотелось. Конечно, мама заботилась о нём, но мама — это мама. Здесь же был чужой человек, но такой близкий и желанный.

Иногда Давиду казалось, что где-то он раздувает проблему. И только для того, что бы чаще видеться с Машкой.

Она была удивительным человеком. Небольшого роста, всегда в чёрном, на высоких каблуках. И даже комнатные шлёпанцы носила с широченной, сантиметров в пятнадцать, подошвой.

Говорила она всегда тихо, приглушённо, размеренно и спокойно. Но чаще не от того, что была «железной леди», а потому, что говори она нормально — голос был её высок и похож на детский. Машка, верняк, такого стеснялась, хотя никогда об этом не говорила.