Герой

Друзья сходятся общностью мнений, общностью дела. Кто-то слушает одну рок группу, кто-то лихо гоняет в футбол, кто-то строит модели парусников или самолётов, кто-то любитель выставок и музеев. Последнее, нужно заметить — редкое увлечение для детских умов.

Давид перепробовал то, другое, третье — ни на чём долго не задерживаясь. Разве что с Никитой Воробьёвым около полутора лет был увлечён моделированием парусников. Старательно перечерчивал и журналов «Техника молодёжи», увеличивая в масштабе, копии кораблей. Но дальше чертежей, дело не продвинулось, так как, строительство модели — дело более тонкое, и требующее несоизмеримо большего терпения, чем простое, пусть даже по всем правилам, её вычерчивание.

Ему было уже тринадцать лет, когда он в школе увлёкся соседкой по парте, красавицей и отличницей, Ритой Звягинцевой.

Это произошло неожиданно для самого Давида. Она пришла к нему во сне, и с тех пор его перестало интересовать всё вокруг, даже любимый предмет — история. На нём, он, открыв рот, устремлял глаза в молоденькую учительницу, с видом зачарованного слушателя. Сам же прислушивался к дыханию соседки по парте, чувствовал её запах, и мурашки юношеского платонизма ползали по позвоночнику.

Почему на него так действовала Рита — загадка. Она была красивой и непреступной, как Венера Милосская, до усечения рук. Девушка нелёгкого, задиристого характера, водила дружбу со старшеклассниками на мотоциклах. Эти старшеклассники слушали тяжёлый рок, курили и зычно ругались матом. Каждый раз, проходя мимо них, Давид неосознанно втягивал голову в плечи.

И вот такая несчастная любовь досталась ему.

Любовь, да ещё и немая, безответная — тяжёлое бремя для тринадцатилетнего сердца. Давида, просто подмывало рассказать о ней, кому ни будь. Ему казалось, что не сделай он этого — душа лопнет, разорвётся на куски как паровой котёл, а потом останется навсегда грубой, бесчувственной грудой железа. (таков он — юношеский максимализм).

Кому рассказать? Да, маме, конечно, кому же ещё.

— Мам, — сказал он за обедом, — знаешь, я влюбился.

— Да, ты ешь, ешь, — пропустила мимо ушей его слова мать.

— Мам, ну правда, — настойчиво продолжал он.

— Кто же эта счастливица? — спросила мать.

— Ритка Звягинцева, — оживился Додик.

— Ну, тогда уж не Ритка, а Рита, что ты так грубо — Ритка? И вообще, мальчик мой, тебе о учёбе думать надо. Школьных лет мало осталось. А ты «влюбился».

Слова матери укусили Додика за сердце.

— Я тебе не мальчик, — резко ответил он.

Мать чуть не проглотила ложку.

— Как это не мальчик?!

Давид понял, о чём мать говорит.

— Я не в этом смысле, у тебя одно на уме! — он был зол, и страсти вскипели в нем с большей силой, а в такие моменты Додик сначала думал — потом, говорил.

— Что ты сказал, щенок?! — теперь взбесилась мать. — Ну-ка, вон из-за стола!

— И пожалуйста. — Давид вскочил, и ушёл к себе в комнату. Включил музыку и стал внимательно изучать потолок.

Тем не менее, любовные страсти в Давидовом эго не улеглись. Они рвались наружу, выбивая заклепки благоразумия. Давление с каждым днём нарастало.

В их классе учился новенький — Вовка Ландин. Новеньким он был уже четыре года, учась с третьего класса. Не то, что бы его ни принимали, наоборот — он был душа любой компании. Любим всеми — и учителями и сверстниками, что бывает крайне редко. Всегда мог поддержать разговор и уладить любые споры. Как и у Додика, у него тоже не было какого-то одного друга.

И вот на большой перемене, в очереди школьной столовой, Додик стоял, погружённый в томительные мечты. Вид его был отрешён от происходящего, мысли были в иной — виртуальной реальности, манящей и пугающей одновременно.

К нему подошёл Вовка и спросил:

— Что, Додик, проблемы?

Они не были настолько близки, чтобы разговаривать легко и непринуждённо. Но в виду отсутствия лучшего варианта — сомнения были не долгими.

— Проблемы, Вовчик, — вздохнул юноша.

— Родители? — понимающе спросил одноклассник.

— Нет, Вовка, тут другое, — вздохнул Давид.

— Тогда любовь, — мудро заключил Владимир.

Давид, несколько опешил, но не оттого, что он не ожидал услышать подобного предположения, а, скорей, потому, что не ожидал так скоро найти понимания.

— Точно, — кивнул он.

Тем временем очередь подошла к кассе. Юноши стояли возле аппарата с пустыми подносами.

— Что, даже чаю не попьёте, — весело спросила полная кассирша.

Они молча отошли в сторону, поставили подносы на стол, и направились в школьный двор, собираясь часовую перемену провести в беседке.

Пока Давид изливал душу товарищу, тот понимающе кивал. А потом сказал:

— Знаешь, Додик, а я ведь тоже влюблён.

— В кого? — найдя не только понимающего человека, но и собрата по душевным мукам, почти восторженно спросил Давид.

— В Ритку, — коротко ответил Вовка.

Образ собрата стал приобретать демонические очертания, мягко говоря, конкурента. Давид уже был не рад своим откровенностям и, вероятно быстро менялся в лице.