Герои

— Тот самый Танни, которого сделали старшим сержантом после Ульриоха?

Танни выпятил грудь.

— Так точно, сэр.

— Тот самый Танни, которого разжаловали после Дунбрека?

Плечи Танни поникли.

— Так точно, сэр.

— Тот самый Танни, кого отдали под суд после истории в Шрикте?

И ещё ниже.

— Так точно, сэр, хотя вынужден заметить, что трибунал не выявил наличия злого умысла, сэр.

Миттерик прыснул.

— Вот так трибунал. Что принесло тебя сюда, Танни?

Он протянул письмо.

— Я прибыл в официальном качестве знаменосца, сэр, с письмом от моего командира, полковника Валлимира.

Миттерик опустил глаза на пакет.

— Что в нём?

— Я бы ни за что…

— Не поверю, чтобы солдат с твоим опытом трибуналов понёс письмо без понятия о его содержании. Что в нём?

Танни уступил.

— Сэр, по-моему полковник пространно излагает причины, по которым ему не удалось сегодня атаковать.

— Неужели.

— Действительно, сэр, и сверх того, он глубочайше извиняется перед вами, сэр, перед маршалом Кроем, перед Его величеством и в общем перед всем народом Союза, а также настаивает на своей немедленной отставке, сэр, но при этом требует права объясниться до военно-полевого суда — здесь он довольно расплывчат, сэр — далее он воздаёт хвалу своим воинам, и берёт вину целиком на себя, и…

Миттерик забрал у Танни письмо, скомкал его и бросил в лужу.

— Передай Валлимиру, пусть не переживает. — Он немного понаблюдал, как письмо плывёт по изломанному отражению вечернего неба, затем пожал плечами. — Это битва. Мы все совершаем ошибки. Есть ли смысл, капрал Танни, советовать тебе держаться подальше от неприятностей?

— С благодарностью приму к сведению любой совет, сэр.

— А если в форме приказа?

— Любой приказ тоже, сэр.

— Ха. Вольно.

Танни льстиво отбил честь, развернулся и быстрым походным шагом отправился в ночь, пока никто не решил предать военно-полевому суду его самого.

Первые минуты после битвы — мечта для шустрого парня. Трупы, которые надо обобрать либо сперва выкопать, а после обобрать, трофеи, которыми надо поменяться, чагга, бухло и шелуха, которые надо продать празднующим либо скорбящим — с равно вопиющей наценкой. Он навидался людей целый год без гроша за душой, за час сколотивших себе состояния после схваток. Но большинство товара Танни до сих пор оставалось на лошади, которая была кто бы знал где, и, вдобавок, сейчас у него не лежало сердце заниматься ничем подобным.

Поэтому он держался на расстоянии от костров и людей вокруг них, наматывая шаги по тылам, направляясь на север по вытоптанному полю боя. Он миновал пару писарей, составлявших при свете ламп списки покойников, один ставил пометки в книге, а другой стягивал покрывала, отыскивая среди трупов достойных переписи и отправки в Срединные земли — слишком знатных, чтобы уйти в северную землю. Как будто один мертвец чем-то отличается от другого. Он перелез через стену, на наблюдение за которой убил целый день — снова ставшую ничем не примечательной крестьянской прихотью, каковой и была до битвы, и побрёл сквозь вечернюю мглу к дальнему левому краю боевых частей, где размещались остатки Первого полка.

— Я не знал, я ничего не знал, я просто не разглядел, кто это!

Примерно в тридцати шагах от ближайшего костра, среди ячменя, усеянного мелкими белыми цветками, стояли двое, рассматривая нечто на земле. Один, которого Танни не узнал, был встревоженным молодым парнем, державшим в руке арбалет. Должно быть, новобранец. Другой был Желток, с факелом в руке, он тыкал в парня указательным пальцем.

— Что здесь? — буркнул Танни, подойдя. В нём уже вызревало дурное предчувствие. Которое оправдалось худшим, когда он увидел, на что они смотрят. — Ох, нет, нет, нет.

На голой земляной проплешине лежал Уорт, его глаза были открыты, и язык свисал наружу, арбалетный болт прошил его точно в грудь.

— Мне показалось — это северянин! — произнёс парень.

— Северяне — к северу от передовой линии, долбоёб! — рявкнул на него Желток.

— Мне показалось — у него топор!

— Лопата. — Танни выудил её из ячменя, рядом с квёлыми пальцами левой руки Уорта. — Выходит, его не стало, пока он занимался своим любимым делом.

— Пиздец тебе, мудак! — взбесился Желток, потянувшись к мечу. Парень беспомощно пискнул, выставляя перед собой арбалет.

— Брось. — Танни заступил между ними, положил обуздывающую длань на грудь Желтка, и издал долгий, болезненный вздох. — Это битва. Мы все совершаем ошибки. Я пойду к сержанту Форесту, узнаю, что надо будет сделать. — Он принял арбалет из обмякших рук парня и сунул в них лопату. — А ты, давай-ка, начинай копать. — Уорту северная земля, пожалуй, в самый раз.

После битвы

Не нужно долго ждать или далеко ходить, чтобы тебе напомнили, насколько тонка грань между героем и сволочью.

Микки Мэнтл

Конец пути

— Он там?

Трясучка лишь медленно кивнул.

— Там.

— Один? — спросил Утроба, кладя руку на прогнившую ручку двери.

— Входил один.