— Мы оставляем лошадей тут, и направляемся к западу, чтобы перейти через болото. — Его встретил хор стенаний. — Думаете, мне это нравится? Собирайтесь и дуйте! — И Форест тяжёлым шагом двинулся разносить повсюду счастливую весть.
— Сколько человек в батальоне? — пробубнил Ледерлинген.
Танни протяжно выдохнул.
— Около пяти сотен, когда мы покидали Адую. Ныне четыре сотни, прибавь-отними пару-тройку рекрутов.
— Четыреста человек? — взмолился Клиге. — По болоту?
— Какое оно, это болото? — пробурчал Уорт.
— Болото как болото! — взвизгнул Желток, словно мелкая злобная шавка затявкала на ту, что побольше. — Самое поганое! Одна жижа! Каким болотом ещё ему быть?
— Но… — Ледерлинген уставился вслед Форесту, а потом на свою лошадь, на которую взвалил большую часть своей поклажи и немного от Танни. — Это же глупость.
Танни потёр большим и указательным пальцами свои усталые глаза. Как часто ему приходилось растолковывать новобранцам всё это?
— Смотри. Вы знаете, насколько люди глупы в большинстве случаев жизни. Старые бухари. Бабы на деревенских базарах. Мальчишки, швыряющие камнями в птиц. Жизнь. Тщеславие и безрассудство, себялюбие и растраты.
Он начал снимать вещмешки с лошади.
— Так вот — тут всё точно так же как там. Причём на деле, знаете ли, из-за всех этих тревог, и страха, и давления со всех сторон — ещё хуже. Не так уж много тех, кто мыслит своей головой, когда рискует её потерять. Поэтому на войне люди ещё глупее, чем в обычное время. Обдумывают, как бы им отмазаться от ответственности, либо заграбастать почёт и славу, либо спасти свою шкуру, вместо того, что и впрямь принесло бы пользу. Нет занятия, более прощающего глупость, чем солдатское ремесло. Нет более поощряющего её занятия.
Он взглянул на новобранцев — оказалось, они все в ужасе вылупились на него. Кроме рассеянного Желтка, вытянувшегося на цыпочках, чтобы снять с лошади своё копьё, наверное, самое длинное во всём полку.
— Забейте, — отрезал он. — Болото само себя не перейдёт. — Он повернулся к ним спиной, ласково погладил по шее свою лошадь и вздохнул. — Ну ладно, старушенция. Видать, придётся тебе ещё маленько справляться без меня.
Крики, паника и…
Скорри занимался стрижкой, когда Утроба добрался до своей дюжины, ну или, по крайней мере, до оставшейся семёрки. Восьмёрки, считая с ним. Интересно, ходила ли хоть с кем-нибудь дюжина, и впрямь насчитывающая полных двенадцать. Чертовски точно, что с ним — ни разу. Агрик сидел на обросшем вьюном выворотне, хмурясь в никуда, покуда ножницы щёлк-щёлкали у его лица.
Вирран прислонился к дереву, на его скрещенных руках покоилась рукоять стоящего на острие Отца Мечей. Он для чего-то снял рубаху, и стоял в одной кожаной безрукавке со здоровенным серым пятном застарелого пота спереди. Торчали длинные, жилистые руки. Кажется, чем опаснее намечаются события, тем от большего количества одежды он предпочитал избавиться. Наверное, к концу их дел в этой долине, он будет сверкать голой жопой.
— Утроба! — вскрикнул он, поднимая меч и потрясая им.
— Хэй, вождь. — Дрофд сидел над ним, на ветке, прижимаясь спиной к стволу. Обтачивал палочку под древко стрелы, вниз мягко слетала стружка.
— Стало быть, Чёрный Доу тебя не убил? — спросила Чудесная.
— По крайней мере, не сразу.
— Он объяснил, что нас ждёт? — Йон кивнул на люд, со всех сторон наводнивший леса. На нём сейчас существенно меньше волос, чем с уходом Утробы, и от этого он выглядел как-то старее. Прежде Утроба не замечал у него морщин под глазами и седины в бровях. — Меня терзает предчувствие, что Доу решил выступать.
— Так и есть. — Утробу аж передёрнуло, когда он присел на корточки под кустом и посмотрел на юг. Кажется там, за линией деревьев, совсем другой мир. Под сенью листвы так темно и привычно. Тихо, будто погрузился в прохладную воду. Снаружи всё заливал режущий солнечный свет. Буро-жёлтый ячмень под голубым небом, вспухшие посреди равнины Герои в яркой кричащей зелени, старые камни на вершине по-прежнему несут свою бессмысленную стражу.
Утроба указал налево, в сторону Осрунга. На месте города, скорее угадывался, чем виднелся высокий частокол с парой блеклых башен над колосящимся полем.
— Первыми должны выйти отряды Долгорукого. Атаковать Осрунг. — Он понял, что говорит шёпотом, несмотря на то, что Союз на вершине холма в добрых нескольких сотнях шагов и вряд ли услышит, если даже он заорёт. — Старик понесёт с собой все штандарты, изобразит, будто это крупный натиск всеми силами. В надежде выманить с Героев хоть сколько-нибудь солдат.
— Считаешь, клюнут? — спросил Йон. — Как-то стрёмно.
Утроба пожал плечами.
— Все уловки стрёмны, для тех, кто о них знает.