Утроба обвёл хмурым взглядом Героев, забытых великанов, непреклонных стражей, охранявших ничто.
— Такие настали времена, — пробормотал он.
Миротворец
Он стоял у окна, положив руку на камень, барабаня, барабаня, барабаня пальцами. Мрачно проводя взглядом над Карлеоном — над путаницей мощёных улиц, скоплением слюдяных крыш, над чернеющей в проблесках мороси громадой — городской стеной, выстроенной его отцом. Над затуманенными полями за ней, минуя излучину седой реки, навстречу зыбким очертаниям холмов у края долины. Будто напрягшись, как следует, ему удалось бы заглянуть вдаль. Через четыре десятка миль холмистых пустошей, на разбросанные армии Чёрного Доу. Туда, где решалась судьба Севера.
Без него.
— А всего-то и надо, чтобы каждый делал то, что я ему скажу. Это что, непосильная просьба?
Сефф прошелестела сзади, прижавшись животом к его спине.
— По-моему с их стороны это всего лишь здравый смысл.
— Ведь я же всё равно лучше знаю, так?
— Знаю я, и я говорю тебе как, так что… да.
— Кажется, на Севере ещё есть свиноголовоё дубьё, которому невдомёк, что мы знаем всё.
Её рука скользнула по его руке и прижала беспокойные пальцы к камню.
— Мужчинам не по душе говорить вслух о мире, но куда они денутся. Увидишь.
— А до тех пор, подобно всем провидцам, я буду презираем. Осмеян. Изгнан.
— До тех пор ты будешь заперт в одной комнате со своею женой. Разве это так плохо?
— Я бы не хотел оказаться нигде ещё, — соврал он.
— Обманщик, — прошептала она, щекоча губами ухо. — Ты впрямь почти такой же обманщик, как о тебе говорят. Уж наверно, лучше бы ты оказался там, рядом со своим братом, облаченный в доспехи. — Её руки пролезли в его подмышки, поползли по груди, пробирая его щекотной дрожью. — Срубая южанам головы охапками.
— Убийство — мой конёк, ты же знаешь.
— Ты убил больше народа, чем Скарлинг.
— И, если б мог, не вылезал из доспехов даже в постели.
— Лишь моя мягкая, нежная кожа останавливает тебя.
— Но из срубленных голов обычно брызжет. — Он вывернулся к ней, лицом к лицу, и слегка надавил пальцем на её грудь. — Я предпочитаю стремительный выпад прямо в сердце.
— Именно так ты и пронзил моё. Ужели ты не мечник?
Он взвизгнул, ощутив её руку у себя между ног и давясь от смеха, отодвинулся по стене. Поднял руки, отгораживаясь.
— Ладно, ладно, признаюсь! Я скорее хорош в любви, не в бою!
— Наконец-то, правда. Только взгляни, что ты со мной сделал. — Кладя его руку себе на живот, она скривила губы. Они изогнулись улыбкой, как только он придвинулся, ведя своей рукой по её, вплетая свои пальцы в её, постукивая по вздувшемуся животу.
— Это мальчик, — шепнула она, — я чувствую. Наследник Севера. Ты станешь королём, а затем…
— Шшшш. — И он поцелуем прервал движение её губ. Нет способа дознаться, когда их подслушивают, и вообще. — У меня есть старший брат. Не помнишь?
— Дуболом, а не старший брат.
Кальдер поморщился, но не стал отрицать. Со вздохом взглянул на её необычайный, замечательный, пугающий живот.
— Отец всегда твердил — нет ничего важнее семьи. — Кроме власти. — К тому же, какой смысл спорить о том, чего у нас нет. Чёрный Доу — вот кто надел отцовскую цепь. Чёрный Доу — вот кто для нас опасен.
— Чёрный Доу никто, просто одноухий разбойник.
— Разбойник, у которого под сапогом весь Север и самые могучие боевые вожди подчиняются его повелениям.
— Могучие боевые вожди. — Она рассмеялась ему в лицо. — Карлики с большими именами.
— Бродда Стодорог.
— Старый протухший слизень? От одной мысли о нём меня может вырвать.
— Кайрм Железноглав.
— Рассказывали, у него такой крохотный членик. Вот почему он всё время не в духе.
— Глама Золотой.
— Ещё меньше. Как детский мизинчик. А у тебя есть союзники.
— Есть?
— Сам знаешь, есть. Ты нравишься отцу.
Кальдер наморщил лоб.
— Твой отец не ненавидит меня, но сомневаюсь, что он подпрыгнет резать верёвку, коли меня повесят.
— Он человек чести.
— Разумеется. — Коль Долгорукий, прямой как стрела, настоящий мужик старой закалки, известно каждому. Если только от этого есть прок. — Но ведь нас сговорили с тобой, когда я был сыном короля Севера, и весь мир был иным. Он брал в зятья принца, а не просто всем известного труса.
Она хлопнула его по щеке, вполне крепко, чтобы послышался звук лёгкой пощёчины.
— Красивого труса.
— Красавцев на Севере любят ещё меньше трусов. Не думаю, что твоему отцу по душе, как повернулась ко мне удача.
— Да и хер с твоей удачей. — Она сграбастала его рубашку и подтащила к себе. Она гораздо сильнее, чем казалась на вид. — Я ни капельки не стала бы ничего менять.
— Как и я. Я просто говорю, что твой отец может и стал бы.
— А я говорю — ты не прав. — Она схватила его руку в свою и снова прижала к выпяченному животу. — Ты тоже из нашей семьи.
— Семья. — Он не стал лезть со словами о том, что семья может обернуться не только силой, но и слабостью. — Итак, с нами твой благородный отец и мой дуболомистый брат. Север наш.
— Будет. Я это знаю. — Она медленно качнулась назад, уводя его от окна к кровати. — Доу может и прирождённый боец, но ведь бой не длится вечно. Ты лучше, чем он.