Герои

— Мало кто с тобой согласится. — Но слушать такое приятно, особенно прошептанное на ушко этим мягким, низким, настойчивым голосом.

— Ты умнее его. — Её щека обтёрлась о его скулу. — Намного умнее. — Её нос ткнулся в его подбородок. — Самый умный на всём Севере. — О, мёртвые, как же он любил лесть.

— Дальше.

— Ты уж точно симпатичнее его, — сдавив его руку и ведя её по животу вниз. — Самый пригожий на всём Севере.

Он лизнул её губы кончиком языка.

— Если бы правили самые красивые, ты уже была бы королевой Севера…

Её пальцы возились с его поясом.

— Ах, ты всегда знаешь, что сказать, принц Кальдер…

В дверь тяжело стукнули, и он застыл, кровь резко ударила в голову, а вовсе не в член.

По уничтожению любовного пыла ничто не сравнится с угрозой внезапной смерти. Стук повторился, грохнула тяжёлая дверь. Они расцепились, зарделись и засуетились поправлять одежду. Скорее похожи на пару застуканных родителями влюблённых детей, а не на пять лет женатых мужчину и женщину. Пока, пока — его мечта стать королём. Он не распоряжался даже запорами собственной двери.

— Слышь, блин, засов с твоей стороны! — зло бросил он.

Проскрежетало железо и, скрипнув, дверь отворилась. В проёме арки стоял человек, косматой головой почти задевая замковый камень. Он повернул вперёд обезображенную сторону лица — клубок шрамов взбегал от уголка рта, через бровь, поперёк лба, в слепой глазнице поблёскивал мёртвый металлический шар. Если остаток страсти до сих пор прятался в каком-нибудь закоулке, например у Кальдера в штанах, то от этого глаза и этого шрама ему пришёл ужасный конец. Он почувствовал, как одеревенела Сефф, а поскольку она была гораздо храбрее него, её страх и рядом не стоял с его собственным. Коль Трясучка считался, наверное, наихудшим знамением, являвшимся человеку. В народе его звали Собакой Чёрного Доу, но только не в его выжженное лицо. Посланец хранителя Севера, исполнитель его самых чёрных дел.

— Тебя ждёт Доу. — А если какой-нибудь герой, посмотрев Трясучке в лицо, испугается лишь до полусмерти, то остальную работу доделает голос. Ломаный шёпот, в котором наливалось болью каждое слово.

— Зачем? — Спросил Кальдер, сохраняя свой голос солнечным, как летнее утро, вопреки молотящему сердцу. — Он что, без меня Союз не побьёт?

Трясучка не рассмеялся. И не нахмурился. Он так и стоял в дверях, глыбой безмолвной угрозы.

Кальдер изо всех сил постарался как можно беззаботнее пожать плечами.

— Ну, ладно, каждый кому-то да служит. Что насчёт моей жены?

Здоровый глаз Трясучки переключился на Сефф. Гляди тот с плотоядной похотью или омерзительным отвращением, Кальдер и то был бы счастливее. Но Трясучка видел в беременной женщине, словно мясник в коровьей туше, одну лишь работу, которую надо выполнить.

— Доу велел ей остаться здесь, в заложниках. Чтобы все хорошо себя вели. С ней ничего не случится.

— Пока все хорошо себя ведут. — Оказывается, Кальдер шагнул перед ней, будто собирался закрыть её своим телом, как щитом. Так себе щит, против такого как Трясучка.

— Точно.

— А если плохо себя поведёт Чёрный Доу? Где мой заложник?

Глаз Трясучки передвинулся обратно на Кальдера и застыл.

— Твоим заложником буду я.

— Стало быть, если Доу нарушит слово, я смогу тебя убить?

— Сможешь попытаться.

— Ха. — Имя Коля Трясучки было одним из самых грозных имён Севера, имя Кальдера, вряд ли стоило напоминать, нет. — Можешь дать нам минутку, сказать друг другу до свидания?

— Отчего нет? — Трясучка скользнул назад, в темноте остался виден лишь отсвет его металлического глаза. — Я не чудовище.

— Обратно в змеиное логово, — пролепетал Кальдер.

Сефф взяла его за руку, смотря вверх расширенными глазами, оживлённо и со страхом одновременно. Почти столь же оживленно и испуганно, как и он сам.

— Не спеши Кальдер. Ступай осторожно.

— Буду всю дорогу туда красться на цыпочках. — Если вообще туда доберётся. Где-то один к четырём, прикинул он, что Трясучке велели перерезать ему горло в пути и выбросить труп в болото.

Она двумя пальцами взялась за его подбородок и крепко встряхнула.

— Слушай. Доу тебя боится. Отец сказал — он убьёт тебя под любым предлогом.

— Доу и должен меня бояться. Кем бы я ни был, я сын своего отца. — Она ещё сильнее сдавила подбородок, глядя ему прямо в глаза. — Я тебя люблю.

Он опустил взгляд к полу, ощущая горлом внезапно подкатившие слёзы.

— За что? Сама не знаешь, что ли, что я конченая мразь?

— Ты лучше, чем о себе думаешь.

Когда она это произнесла, он чуть было не поверил и сам.

— Я тоже тебя люблю. — И он вовсе не лгал. Как же он бушевал, когда отец объявил о браке. Жениться на этакой свиномордой, языкастой сучке? А теперь, с каждым разом как они виделись, она выглядела всё краше. Он полюбил её носик, а язычок ещё больше. Ему настолько её хватало, что он чуть было не поклялся отринуть всех других женщин. Он притянул её к себе, отмаргиваясь от влаги, и ещё раз поцеловал.

— Не тревожься, никто так не желает предотвратить мою казнь, как я сам. Я вернусь в твою постель, прежде чем ты соскучишься.

— Облачёным в доспехи?

— Если захочешь, — и он попятился назад.