Бремер дан Горст торил путь через забрызганную грязью толкотню. Солдаты копошились червями — доспехи в мокрых разводах, копья смертельно опасно торчат во все стороны. Они основательно встряли — так прокисшее молоко затыкает бутылку, а сзади плюхались и другие, отягощая тесноту своим раздражением, перекрывая стёжку жижи, которая считалась дорогой, выталкивая матерящихся бойцов в лес. Горст уже опоздал, и в усиленной давке ему пришлось помогать себе, оттирая народ плечами. Порой, спотыкаясь в слякоти, они поворачивались и начинали препираться, но быстренько затыкались, видя, кто он такой. Они его знали.
Неприятель, что поставил в такой тупик армию Его величества, на поверку оказался одним из её собственных фургонов, съехавшим с тропы, где лежала грязь глубиной по щиколотку, в значительно более глубокое болото. Согласно вселенскому закону, по которому обязательно случится самое злосчастное событие, не важно, сколь маловероятное, фургон каким-то образом стоял почти поперёк, увязнув задними колёсами по самые оси. Бранящийся возница дохлестал пару кобыл до бессмысленного, взмыленного ужаса, пока полдюжины выгвоздившихся солдат безрезультатно барахтались сзади. По обеим сторонам дороги люди продирались сквозь сырую поросль, ругаясь, когда колючие кусты рвали поклажу, сучья цеплялись за древки оружия, ветки хлестали по глазам.
Три молодых офицера стояли невдалеке, алые плечи мундиров насквозь пропитались ливнем и превратились в малиновые. Двое спорили, тыча в фургон указующими перстами, пока третий стоял и смотрел, небрежно покачивая позолоченной рукоятью меча — безучастный, как манекен в лавке военной одежды.
Врагу и с тысячью копейщиками навряд ли удалось бы устроить более действенную блокаду.
— Что там? — потребовал объяснений Горст, борясь, и естественно безуспешно, чтобы голос прозвучал властно.
— Сэр, подводы обоза должны быть где угодно, только не на этой тропе!
— Чепуха, сэр! Необходима поддержка пехоты пока не…