— Слушай, Измайлов, возьми меня с собой. Я хочу поговорить с вашим командиром роты.
— Что же, пойдемте! — согласился сержант. — Только идти далеко. Доберемся не раньше завтрашнего утра.
— Ничего. Я ходить привыкла. За меня не бойся... Так оказалась она в расположении третьей роты.
Можно войти? — спросила Ева, постучав в дверь землянки командира. — Здравия желаю, товарищ майор!
Привет, красавица! Что тебя привело сюда? Собственные дела или повеление начальства? Говори, я тебя слушаю, — ответил Айгашев, глядя на девушку подобно цыгану, осматривающему лошадь. «Черт побери, какая прелесть! — подумал он. — Не чета нашей аптекарше. Та чернявая, плаксивая, глупая, а эта — настоящее золото. Смотри, как сверкает! Да, у Турханова вкус был неплохой».
Пришла сама. Скажите, что случилось с полковником? Только говорите правду.
А зачем мне врать? Скажу правду, и только правду: на моих глазах вражеский снаряд разорвал его на куски. Я хотел собрать останки и привезти в отряд, чтобы похоронить по-человечески, но потом подумал; зачем пугать людей?
Голос у него был неуверенный, глаза бегали. Ева не поверила ни одному его слову. Сейчас она еще больше была уверена, что Турханов жив.
Предположим, что так, — проговорила она. — Но вы похоронили его?
Не успел. Немцы же стреляли. Сказал жителям ближайшей деревни, чтобы похоронили и его и других погибших.
— Как называется эта деревня? Айгашев посмотрел на карту.
Здесь был понтонный мост... Вот эта деревня. Называется Камень-гура.
Вы взяли хоть его вещи?
Какие вещи? — насторожился майор.
Документы, карты, ордена и медали, деньги, оружие, да мало ли что.
А денег у него было много?
Много. Отрядную кассу он носил с собой.
Какие деньги — советские или польские?
Всякие. Одних долларов и фунтов стерлингов не сколько тысяч. Имелись и золотые монеты царской чеканки. Так я говорю? — спросила Ева, испытующе глядя ему в глаза.
На лице Айгашева отразилась досада. «Дурак я, — подумал он. — Не догадался обшарить его карманы и захватить полевую сумку. Если бы отрядная касса попала ко мне, зачем тогда мне должность Турханова? На что мне Отряд? С такими деньгами можно припеваючи жить и в оккупированной Польше. Эх, вовремя не догадался!»
Некогда было мне возиться с его вещами. А тебе небось долларов захотелось? — язвительно улыбнулся он.
Нет, зачем же? Деньги государственные, пусть они останутся в отрядной кассе. Мне хотелось бы сохранить на память его пистолет. Если можете, пожалуйста, дайте его мне.
Нет у меня его пистолета. Говорю же, некогда мне было возиться с его вещами! Должно быть, все досталось этим проклятым мужикам, которые пошли его хоронить. Не могу подарить тебе даже пуговицы с его... мундира, который ты так часто расстегивала...
Ева решительно поднялась.
Извините, мне пора...
Куда ты спешишь? Ты же любишь командиров, не правда ли? Раньше Турханова, теперь... меня. Оставайся! Я тебя пригрею не хуже его. Да, не хуже его!
Девушка была оскорблена до глубины души, но сдержалась, более того, решила обратить все в шутку.
— Эх, товарищ Айгашев, — сказала она, — женщина, которая хоть раз видела Турханова, на другого не взглянет...
И Ева повернулась к двери. В ту же минуту Айгашев схватил ее за руку, рванул к себе и повалил на нары, зажав ей ладонью рот так, что она чуть не задохнулась.
— Не взглянет, говоришь, — зашипел он. — Посмотрим! Не брыкайся, все равно будешь моей. Да, будешь моей!
Деликатничать уже не приходилось. Изловчившись, Ева изо всех сил ударила насильника коленом в живот. Тот охнул, свалился на земляной пол, скорчился, застонал, а Ева выбежала из землянки.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Не везло в жизни Айгашеву. Сколько он терпел поражений, сколько планов и замыслов рассыпалось в прах! Пора было уже привыкнуть к неудачам, но он все еще не хотел сдаваться. Да и мог ли он допустить, что из единоборства выйдет победительницей Ева? Такая нежная и хрупкая? К его несчастью, он всегда переоценивал свои возможности, недооценивая при этом силы противника. Вот и теперь пришлось ему испить горькую чашу поражения. Он и сам не знал, сколько времени пролежал на полу. Когда боль немножко утихла, поднялся, ахая и охая, сделал несколько шагов, открыл дверь и жалобным голосом позвал ординарца. Как назло, того на месте не оказалось. Пришлось ждать почти полчаса. Наконец ординарец, просунув в дверь голову, весело спросил:
Вы меня звали, товарищ майор?
Звал сто раз! Где ты шатаешься, подлец? — чуть не плача, спросил командир.
Ходил во взвод Юркина. Тамошние чуваши раздобыли где-то губную гармошку и наяривают наши песни и пляски. Когда заиграли «Линка-линку», не утерпел я, тоже пустился в пляс. Вот было смеху!
Айгашев смотрел на своего ординарца, как удав смотрит на кролика, собираясь проглотить его. А тот ничего не замечал, возбужденный веселой пляской, стоял перед начальником в своей обычной неуклюжей позе, покачивая плечами, словно все еще отплясывал «Линка-линку». Это окончательно вывело майора из себя.
— Где мой пистолет? — заорал он на беднягу. Услужливый парень быстро нагнулся, подобрал с полу пистолет и протянул разгневанному начальнику.