Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 1)

Ева знала, что добраться до населенного пункта под названием Камень-гура будет не легко. В лесу она заблудится, а на дорогах везде жандармские посты и военные патрули. Без пропуска комендатуры лучше и не показывайся. В другое время она ни за что не осмелилась бы на такое путешествие; но ей надо было узнать, жив или погиб Турханов, узнать во что бы то ни стало. Если погиб, она найдет его могилу, присядет на свежий холмик и выплачет свое горе...

Выйдя на шоссе, Ева прошла не больше километра. Идти дальше было опасно: казалось, все немцы, проезжающие на автомашинах, смотрели на нее с подозрением. «Дождусь какой-нибудь гражданской машины и попрошу подвезти. «Может, согласятся за небольшую плату», — решила она.

Спрятавшись в придорожных кустах, она пропустила несколько грузовиков с солдатами. На некоторое время Дорога опустела. Потом появилась встречная колонна тяжелых грузовиков, груженных скотом. Были тут свиньи, телята и коровы. Должно быть, немцы вывозили в Германию скот, отобранный у польских крестьян. Машины шли медленно, обдавая Еву тяжелым запахом навоза. Наконец вдали показался попутный автобус. Скоро девушка увидела знак красного креста и обрадовалась. «Медики, кто бы они ни были, народ гуманный, не откажутся помочь одинокому путнику», — подумала она и, выйдя на дорогу, подняла руку. Автобус завизжал, тормозя, и остановился. Ева оторопела: в кабине рядом с шофером сидел немецкий майор. Но делать было нечего: бежать поздно и опасно. Пришлось обратиться к нему.

Простите, пожалуйста! Не захватите ли меня с собой? — попросила она по-немецки.

По глазам вижу — ты полька. Зачем же говоришь на этом собачьем языке? — не то с укором, не то с угрозой спросил майор по-польски на чистейшем краковском наречии.

Ева растерялась. Она не понимала, с кем имеет дело— с переодетым поляком или же с немецким провокатором, знающим польский язык.

Извините, я думала, что вы немцы, — потупилась она.

Садитесь, — разрешил майор. Шофер, не вылезая из кабины, открыл дверцу автобуса. Ева поспешно поднялась и увидела, что на том месте, где обычно в санитарных автобусах подвешивают носилки с больным или раненым, стоит гроб, обитый золотистым плюшем с траурной каемкой по краям крышки. Пока она размышляла, что бы это могло значить, машина тронулась.

— Надеюсь, документы у вас в порядке? — спросил Офицер, обернувшись.

— Я так спешила, что, кажется, позабыла их дома, — сказала девушка, роясь для виду в сумочке. — Да, забыла.

— Небось деньги тоже «забыли»? — с явной издевкой процедил сквозь зубы странный майор.

Нет, не забыла. Деньги при мне. Сколько мне платить?

Сто марок или триста злотых. Только настоящих, а не оккупационных.

У меня только оккупационные.

Тогда плати в два раза больше.

Ева отсчитала деньги и протянула офицеру. Тот передал их шоферу.

А теперь залезайте в гроб и устраивайтесь там поудобнее. Смотрите только, не подавайте никаких признаков жизни, если кому-нибудь из контрольно-пропускного пункта вздумается открыть крышку гроба. Где вас высадить?

У деревни Камень-гура.

Знаю. Это далеко. Успеете выспаться, — сказал шафер по-немецки.

Девушке очень не хотелось ложиться в гроб, но, поразмыслив, она поняла, что иного выхода нет. Ее отказ мог рассердить хозяев автобуса, а главное — это единственный способ благополучно миновать проверочные посты. Поэтому пришлось покориться. Она подняла крышку гроба, залезла осторожно, положила сумку под голову и улеглась, а затем осторожно опустила тяжелую крышку. Лежать было жестко и неудобно. От недостатка кислорода и запаха карболки стало трудно дышать. Пришлось чуть приподнять крышку. Это заметили.

Эй, ты! — крикнул майор. — Не вздумай вылезать! Особенно когда автобус остановится.

Тут нечем дышать. Я задыхаюсь, — пожаловалась Ева.

Привыкла у красных в лесу к свежему воздуху! Ничего, скоро над вами окончательно захлопнется гробовая крышка. Тогда не придется жаловаться, — со злобой проговорил офицер. Ева не ответила. Она не знала, что это за люди и как с ними вести себя. Между собой они говорили только по-немецки, и она догадалась, что шофер не знает польского языка. «Значит, он — немец, — подумала она. — А майор, очевидно, переодетый поляк, но из правых. Это все равно — черт коричневый или черный. Не надо с ним спорить, не надо раздражать, тогда, может, довезут».

Опатув, — послышался голос шофера. — Здесь всегда проверяют документы.

Ничего страшного. Мы им заткнем глотку. Останови! — приказал майор.

Автобус остановился. Послышались голоса, площадная брань, плач и причитание. Кого-то высаживали из машины, тот ругался по-немецки.

Документы? — потребовал строгий голос.

Пожалуйста! — ответил майор. Некоторое время было тихо. Потом щелкнула зажигалка. Должно быть, закурили — Ева отчетливо почувствовала запах табачного дыма.

А это что? — спросил прежний голос.

Разве не видишь — гроб!

В гробу кто?

Наша медсестра. Работала в инфекционном отделении, заразилась тифом и скончалась вчера. Везем в Люблин к матери. Она из фольксдойче. Хотите проверить?

Нет, не надо, — ответил проверяющий. — Проезжайте скорее!