Элдри поудобнее перехватила огромную бутыль, что держала в руках, и несколько неуклюже продолжила свой путь. Она понесла её в комнату капитана. Помещение это служило моему начальству и спальней, и столовой. Чин Олафа был крайне невысок для больших удобств. А потому и нам с Элдри досталось не так много. Когда мы не спали в каморке под лестницей, то ютились в скромной по размерам приёмной, ожидая приказов.
Из комнаты послышались звуки открываемой бутыли и наливаемого в чашу вина.
— Можно уйти? — тихо поинтересовалась Элдри.
— Погоди, — судя по всему, сказав это, Олаф принялся жадно пить напиток, а затем вытер губы тыльной стороны руки. Ему стало хорошо, а потому он куда как более весёлым голосом произнёс: — Морьяр, ты там?
— Да, сударь.
— Тогда открой дверь пошире, отсюда задиктую всё. А ты, ладно, иди… хотя, постой! На обед притащишь мне с кухни жареного цыплёнка. Чего-то именно цыплёнка захотелось.
— Да, сударь Олаф.
— На, отдай Маргарите. Пусть выберет птичку помоложе.
— Да, сударь.
Путаясь в подоле чрезмерно большого для неё штопаного серого платья, Элдри быстрым шагом засеменила к выходу из офицерской части барака. Я заметил, что передник и чепчик на ней были в пятнах. Их надо было уже стирать, но девочка уже вышла из приёмной, чтобы я смог сообщить ей об этом прямо сейчас. А потому поднялся, открыл скрипучую дверь на распашку и вернулся на своё место. Я был полностью готов строчить очередную фальшивую статистику, чтобы после на основе неё написать внешне достоверные отчёты в армейскую канцелярию. Однако наше совместное сочинение сказки про белого бычка прервалось с появлением старшины четвёртого отряда. Вояка волочил за собой тщедушного солдатика, уличённого в воровстве. Стоит сказать, новый документ, отдающий воришку под суд, мне составлять не пришлось. Однако данные по численности в статистике всё равно изменились. Капитан чрезмерно расстарался в наказании, и подсудимый подобного не пережил.
— Совсем хлипкий народец пошёл, — только и пожаловался Олаф.
Старшина согласился да шустренько подозвал людей помочь выволочь неподходящий для интерьера объект, коим являлся труп. И едва он это сделал, как гонец донёс послание — Юрвенлэнд перешёл в наступление без объявления войны…
Мысленно я возликовал!
Не могу сказать, что мой восторг поддержало большинство амейрисцев, но капитан Олаф определённо возрадовался. Он уже мнил себя признанным героем, а его врождённая склонность к садизму готовилась получить небывалую по масштабам разрядку. Резко выпрямив спину, этот мужчина грациозным движением завязал на себе багряный плащ, надел надраенный до блеска шлем и поспешил предстать перед подчинёнными ему людьми, дабы никто не усомнился в значимости его командования в столь важный час. Мне пришлось по-быстрому собирать саквояж с письменными принадлежностями и идти следом. Олаф возжелал, чтобы я законспектировал все события для его будущих мемуаров. И всё же, как бы мне ни хотелось покрутить пальцем у виска, хорошо, что из‑за меня мы немного задержались в приёмной. Элдри как раз вернулась. Она была донельзя растеряна из‑за возникшей суматохи, а потому я с удовольствием прихватил её с собой. Не хватало только потерять девочку в самый неподходящий момент! Олаф на то неодобрительно покосился, но ничего не сказал, так как я взял в руки деревянный планшет, чернильницу и перо, а саквояж со всем остальным сунул Элдри в руки.
Между тем, положение оказалось серьёзнее некуда. Я считал, что Амейрис был значительно лучше подготовлен. Во всяком случае, войско не должно было реагировать паникой на появление врага на горизонте. Но всё произошло именно так. Конечно, по итогу офицеры сумели привести солдатню и жителей в чувство, но на это ушло время, за которое чей-то шибко разумный интеллект решил, что не стоит отправлять гонцов за подкреплениями и тихо отсиживаться за стенами. Нет, кому-то приспичило пойти в лобовую атаку! Стратеги Юрвенлэнда искренне обрадовались столь «гениальной» мысли противника. Они поспешно отдали приказ своей армии вежливо замереть и терпеливо позволили солдатам Амейриса выстроиться перед стенами аккуратными шеренгами. И сперва это походило на некое благородное рыцарство, но… но потом началось самое настоящее месиво.