Герой из героев. Попытка не пытка

— Вы забываете, что она думает, — холодно сказал он мне. — И не сомневайтесь, она на самом деле думает очень много. Вот только эта девочка не прожила столько же лет, сколько вы, и не столкнулась с тем, с чем сталкивались вы. А потому и думает иначе, чем вы. И если вы недовольны её мыслями, то, прежде всего, испытайте недовольство по отношению к себе самому, юноша. Вы не дали её голове своевременно задуматься над тем, что для вас так естественно.

Его спокойное разъяснение заставило меня упрямо и недовольно сжать губы до узкой черты. Мне было неприятно признавать — жрец оказался прав. Я безосновательно считал, что Элдри должна была действовать так, как если бы она знала все мои мысли… Треклятье, я вообще не запрещал ей куда-либо уходить из храма! Не объяснил, что на улицах опасно. Ни слова не сказал, как заразна чума Борхайта.

Для меня было так естественно предполагать, что это само собой разумеющееся, что мне даже в голову не пришло хоть как-то предупредить её. И теперь…

Великая Тьма!

— И теперь она может умереть, — сделал я вывод вслух.

— Эта девочка хотела помочь вам нести людям добро. Помолитесь Энкайме. И, возможно, она не оставит вас.

* * *

Я не так часто испытывал подобное, но на этот раз слова Артура заставили меня ощутить чувство вины. Это было неприятно. Однако ругать самого себя мне было не по нутру. Я всегда был по натуре больше деятелем, нежели философом-самокопателем, а потому основательно задумался только над тем, как можно исправить возможные последствия поступка Элдри.

Совет молиться мне не нравился. Плевал я на богиню Энкайму!

От чумы хорошо спасали две противоположности: магия и технология. Магия была мне не доступна, поэтому я сосредоточился на втором решении. Может, Элдри по итогу так бы и не заболела, но если она оказалась заражена, то позаботиться о вакцине следовало уже сейчас. И хорошо, что я, как маг, был сведущ в алхимии. С ней и химия не такой уж страшной наукой казалась. Во всяком случае, мне были известны формулы подходящих антибиотиков. Проблему составляло только их получение. Огромную проблему. Мало того, что стоило как-то найти подходящие сырьё, так и лаборатории у меня не имелось. А пытаться соорудить хотя бы перегонный куб в храме идиотов-фанатиков?

На кухню я благоразумно носа не показывал. Там хранились съестные припасы, а потому повара и кладовщик бдили не хуже цепных злющих псов. А иных мест с очагом в храме имелось не так уж много. Особенно безлюдных. Поэтому мне оставалось только сооружать горелку и надеяться, что к рассвету келья сможет полностью проветриться.

Стащив с места для молитв наиболее простую лампадку, я выстругал дня неё ножки и приготовил на основе растворителя для красок топливо. Оно не должно было бы так чадить как масло. А там оставалось всего лишь выровнять подачу жидкости для получения стойкого по температуре пламени. После, глубокой ночью, я проверил прибор на работоспособность. Сварил в тонкостенной маленькой глиняной миске общеукрепляющий и успокоительный отвары. Во время варки мне всё время чудилось, что вот-вот дверь скрипнет и внутрь войдёт молящийся Рикард. Мне так и виделось, что он вот‑вот утащит меня на костёр! Но вроде всё обошлось.

Передать отвар с едой оказалось нетрудно. Достаточно было под предлогом заботы лично передать через окошко тряпицу с едой. На дно узелка я положил две бутылочки и записку на случай, если при нашей «встрече» будет присутствовать кто посторонний и у меня не получится дать Элдри разъяснения самому. Обычно в коридорчике, сидя на табуретке, перебирал чётки какой послушник. На этот раз некто тоже нёс свою вахту. Ему надлежало успокаивать нервничающих детей. Мало кто и из взрослых способен сохранить душевный покой, когда его вот так надолго запирают в полном одиночестве.

— Я не хочу быть здесь, — пожаловалась Элдри и прижалась к закрытой двери. Её глазёнки уставились наверх к окошку, через которое ей было видно кусочек моего лица.

— Знаешь? Я тоже.

Сказав это, я закрыл заслонку и был готов уйти, но тут послышались истеричное завывание, плач и удары кулачками о дверь. Очень сильные удары. Элдри наверняка вот‑вот разбила бы руки в кровь. Так что я застыл в попытке сообразить, как долго подобное безумие способно продолжаться и отчего оно вообще возникло.

— Милосердная Энкайме. Снова! — шёпотом воскликнул послушник.

— Снова?

— Если бы это не бы подвальный этаж, то она бы весь храм переполошила! Но здесь толстые стены. И только я слышу, как она кричит словно безумная.

— Разве вы не пробовали помочь ей успокоиться?

— Помочь можно только тому, кто этого хочет. А она не реагирует ни на какие слова… И прошу вас, сударь, не корите меня! Я просил своего наставника дать ключ, но он мне строго‑настрого отказал.

— Мама! Мамочка! Мама! — продолжала вопить Элдри.

— Дитя моё, утешение и свет, — начал бормотать послушник, когда встал на колени возле двери.